Константин Стогний - Волки траву не едят

«Тыць-грыць! – ошарашило Виктора. – Еще скажи: ой нет, извините, вы – Вилли Хаапасало…»

У девушки были явные проблемы со зрительной памятью.

– Я угадала? – с надеждой спросила Маша.

– Совсем не туда, – раздраженно буркнул Виктор. – Мы даже не однофамильцы.

…Стылым ноябрьским утром к зданию Центрального дома литераторов в Москве шли люди с цветами и венками. Публика была настолько разная, что человеку со стороны было бы трудно определить, кого хоронят.

На гражданской панихиде мэр Москвы Сергей Собянин назвал авиакатастрофу, в которой погиб Артем Боровин, неимоверным трагическим случаем, который отразится болью в сердце не одного рассудительного читателя. «Ушел из жизни человек в расцвете сил, энергии и желаний, человек, решивший отдать себя журналистике и правде, лучший по своему таланту» – речь мэра была сбивчивой и, по всей видимости, искренней.

Бывший премьер-министр назвал Артема Боровина знаковой фигурой европейской журналистики. Пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков в прощальной речи патетически сообщил, что Артем очень любил Россию и делал все, чтобы отношения людей в этой стране были «чище, правдивее, честнее». Что-то подобающее случаю провозгласили певец Иосиф Кобзон и главный редактор газеты «Московский комсомолец» Павел Гусев, а также представители дипломатических корпусов Украины и Белоруссии.

Российский политик-оппозиционер из Львова и бывший депутат Государственной думы Григорий Явлинский отметил, что за последние четверть века произошло слишком много загадочных трагедий с известными людьми. Их тайны до сих пор не раскрыты.

В общем, все шло так, как это принято на мероприятиях такого рода. Но Виктору от этого было не легче. Почему-то вспомнил Высоцкого:

Нет, это не было смехом. Это была горькая ирония. Артему уже все равно. Он этого всего не видит…

– Да уж, – недовольно бурчал какой-то сосед, похожий на музыканта – в черном костюме и рубашке с жабо. – Сказали, самолет упал из-за обледенения корпуса. И стрелочников нашли. Дескать, техники, не обработавшие самолет противообледенительной жидкостью, командир экипажа, взлетавший «свечкой»… Отчитались…

Виктор молчал. Он, конечно, знал официальную версию крушения Як-40. Ее сообщили сразу же после катастрофы. Но у него были совершенно другие подозреваемые. Вернее, даже подозреваемая – целая организация.

«Подойти к Маркину?», – размышлял Лавров. Председатель Следственного комитета РФ был здесь же, среди официальных лиц.

«А толку? Мужик он, конечно, грамотный. Но что я ему скажу? Я, мол, думаю, что Артема убили фашисты Третьего рейха… Глупо… Эх, Лавров, опять сам. Думай, Витя, думай…»

Виктор, конечно, отстоял панихиду до конца, и проехал на Новодевичье кладбище, и кинул три последние горсти земли, как положено, хотя, если начистоту, он давно уже простился с Артемом по-своему. Он считал, что траурные речи на похоронах в основном произносят те, кто к покойному не имел никакого отношения. По-настоящему скорбят молча… или плача. Но поскольку Виктор не плакал никогда, ему оставалось молчать.

Другое дело – поминки. Они для того и существуют, чтобы поминать, говорить об усопшем. Поминки проходили в малоизвестном кафе, чтобы не привлекать особого внимания общественности. Здесь уже не было того пафоса, что у Дома литератора, потому что на поминки собрались самые близкие и те, кто окружали Артема каждый день – сотрудники редакции газеты «Особо секретно».

Наконец настала его очередь говорить, и Виктор, налив себе немного обязательной по такому случаю водки, поднялся с места.

– Друзья… да, я не оговорился. Сегодня мы все – друзья по несчастью. Артема нет… Нет с нами, но…

Виктор на какое-то мгновение запнулся. Выдохнул. Ему действительно было трудно говорить, и все же он продолжил.

– Вы знаете, лет пятнадцать назад Артем где-то услышал одну притчу, которая ему очень понравилась, и пересказал ее мне.

…Умер некий человек. Все, как показывают про смерть в кино: плавный отрыв от земли, прощальный взгляд на свое тело, которого ему было жаль не более волоса, упавшего с головы… Затем темный коридор и ослепительное сияние, от которого стало так хорошо и спокойно. Мгновение спустя он уже шел вдоль берега реки Леты вместе с Богом. Впереди возвышались Врата рая. Но прежде чем войти в них, человек пожелал бросить еще один, последний взгляд на дорогу своей жизни.

Оглянувшись назад, он увидел эту дорогу. И всю эту дорогу он отчетливо видел две пары следов. Одна принадлежала Богу. Вторая – ему. Но, к досаде своей, он отметил, что самым тяжелым и грустным дням его жизни соответствовала лишь одна пара следов. Второй же не было вообще. И тогда он спросил у Бога:

– Господи, Ты обещал, что если я решусь следовать за Тобой, Ты будешь со мной всегда и не оставишь ни на мгновение. Но я вижу, что в самые горькие дни моей жизни Тебя не было со мной. Где же Ты был, Господи? Почему Ты покидал меня, когда я нуждался в Тебе более всего?

В ответ Бог обнял человека и, улыбнувшись, сказал:

– Сын мой, знай, что я любил тебя всегда и никогда не оставлял. Там, где видна лишь одна пара следов, там, где дни твои были полны отчаяния, я нес тебя на руках…

Пронзительная речь Лаврова заставила замолчать даже самых болтливых, и теперь его голос отражался эхом.

– Сейчас Господь взял на руки нашего Артема, чтобы уже не опускать на эту землю никогда. Светлая ему память!

Они выпили горькую, не чокаясь. Артем с улыбкой смотрел с портрета с черной ленточкой, будто говорил Виктору: «Ну ты, Витя, и задвинул. Мне что, ожить?..» Виктор только печально улыбнулся в ответ…

У входа в кафе, куда вышли на перекур журналисты-криминологи, почти никого не было, улицу лишь изредка оживляли проезжающие машины. Было около девяти часов вечера, подмораживало и шел легкий снежок. Виктор вышел чуть позже. Свежий морозный воздух ударил ему в лицо.

«Север есть север. У нас в Киеве зимой еще и не пахнет».

Лавров намеренно вышел вслед за журналистами. Он хотел поговорить с людьми, бок о бок работавшими с его погибшим другом. Один из журналистов, худощавый парень лет тридцати, словно почувствовал желание Виктора пообщаться и подошел к нему ближе.

– Извините, Виктор…? – сказал он, удлиняя ударение на последнем слоге и ожидая услышать от украинца отчество.

– Можно просто Виктор, – протянул тот руку.

– Вадим, – ответил парень, пожимая руку украинцу.

– Понимаете, Виктор… Мы знаем, что вы дружили с Артемом Рудольфовичем… Мы… в общем, мы не верим, что это несчастный случай, – выпалил парень.