Лев Минц - Придуманные люди с острова Минданао

Но говорить об индийских женщинах так же нелепо, как о расовом типе советского человека. Индия разнообразна. Цвет кожи, встречаемый здесь, а иной раз в одной и той же толпе, — от почти совсем белого (как у загорелого таджика) до чуть ли не угольно-черного. Перемешались мужчины в европейских костюмах, в индийских обширных дхоти, почти голые (а то и просто голые). Наряды женщин однообразнее: сари, кусок ткани, столь искусно драпирует тело, что любая женщина, умеющая его носить, выглядит изящной. Конечно, индийцы сразу отличают сари разных народностей и штатов, а мы сразу отличаем шелковое сари от выцветшего ситцевого.

Наверное, ничего нет прекраснее, чем драгоценности на коричневой, теплой на вид, просто бархатной коже тамильской женщины с индийского юга. Правда, драгоценности должны быть подлинными, а кожа — холеной. Таких в Индии тоже не так мало. Смотришь, и охватывает тебя непреодолимое желание прикоснуться к этой красоте. Желание следует преодолеть: к чужим женщинам в Индии прикасаться не положено.

А к кому можно — на работе не носят сари и подлинные драгоценности. Несколько раз я видел в холле гостиницы симпатичных девушек в облегающих комбинезонах, иной раз блестящих, как детский космонавтский. Держались они свободно, улыбались всем, а обслуживающий персонал их как бы и не видел. По счастью, со мной был очень опытный в индийских делах человек. И он мне объяснил, что это, так сказать, девушки доступных достоинств.

— А тысяча рупий у вас есть? — вдруг спросил он.

Тысячи рупий у меня не было. Я, однако, знал, что зарплата гостиничного боя, человека лет 26, составляла в день 5 рупий. Я сравнил.

— Неужто такие дорогие?

— Да нет, — отвечал опытный в индийских делах человек. — Ее услуги — десять рупий. Девятьсот девяносто придется заплатить доктору.

Мода — вещь великая. С прекрасной электроникой из одной великой дальневосточной страны пришла мода на суси (именуемое у нас на английско-нижегородский лад «суши»), борьбу сумо, красоту тамошних женщин. (Страну не называю, чтобы никого незаслуженно не обидеть: заметки мои носят чисто субъективный характер.) Так вот: дамы эти прекрасны, когда разодеты в национальные шелковые наряды, подчеркивающие достоинства и скрывающие недостатки. (Наряд не называю по тем же причинам.) Стоит же даме облачиться в европейское платье, как заметными становятся и коротковатые ноги, и коренастое тело.

А меж тем существуют в Восточной Азии очаровательные миниатюрные существа, сложенные столь пропорционально и изящно, что им любой наряд к лицу. И к другим частям тела. Но всем иноземным модам они предпочитают свой вьетнамский костюм «ао-зай» — облегающий халат с разрезами до бедер и просторные шелковые брюки. Дополните это конической тростниковой шляпой, в донце которой вставлено маленькое зеркальце, чтобы, скромно шляпой прикрывшись, внимательно рассмотреть интересного молодого человека. Добавьте щебечущую речь и нежный — но очень частый! — смех, и вы получите портрет вьетнамки. Хотя вьетнамская пословица и гласит: «Нам — ту, ны — ньы», что значит — «Мужчине борода, женщине же грудь (приличествует)», ничего лишнего в фигуре вьетнамки нет (как и излишней пресловутой бороды на лице вьетнамца). Все на месте. Восхитились? Держите это про себя. Знаю по собственному опыту.

Мы сидели на берегу Ароматной реки в древнем городе Гуэ с компанией вьетнамцев, окончивших институты в Москве. Свои, короче говоря, люди были. Даже водки маленько выпили. С Ароматной реки тянуло прелью. Мы ждали коронное блюдо местного ресторанчика — черепаху. По-вьетнамски — «ба-ба». Это схожее с нашим слово и повернуло разговор на, скажем, женский вопрос. Он бы и так повернулся туда, как это пристало в мужской компании, но созвучность придала ему окраску несколько более легкомысленную без всяких предисловий. И один вьетнамский партийный товарищ поинтересовался моим мнением о вьетнамских женщинах. А я несколько размяк от сытной еды в тропическом тепле и высказался очень откровенно, хотя исключительно похвально и искренне. Вообще, сказал я, что может быть лучше вьетнамской жены?

Тут товарищ посуровел и необычайно серьезно, хотя и без хамства начал мне объяснять, что это невозможно, совсем невозможно, даже с китайцами такой брак выходит боком. По счастью, подали ба-ба, и другой вьетнамец (старый друг по Московскому университету) умело перевел разговор на другую тему. Я с энтузиазмом включился в него, потому что до меня дошло, что сказанул что-то не то.

Потом мне уже объяснил старый друг, что земляки его — как бы это сказать? — не то чтобы расисты, но посягательств на своих женщин со стороны чужаков не выносят. Хочешь похвалить женщин Вьетнама, хвали их трудолюбие, героизм и материнские качества. Или похвали их лакированную черную улыбку…

Еще в 1960-х годах это не было редкостью, как рассказывают знающие Вьетнам люди, трудившиеся там в то время.

Я попал во Вьетнам много позже, но тоже все-таки давно — в конце 1970-х. Вьетнамцы улыбались по каждому поводу. И без повода — на всякий случай. И смуглые их лица оттеняли белизну зубов. Надо сказать, что в этой южной стране очень заботятся о зубах, и многие предпочитают их чистить размочаленной веточкой смолистого дерева. Очень тщательно. Причем почему-то и чистят веточкой, и полощут, сидя на корточках: это, очевидно, придает операции некоторую основательность и как бы подчеркивает важность производимой гигиенической процедуры.

Я так привык к белозубости вьетнамцев, что не сразу понял: что такое странное в лице пожилой торговки с грандиозного ханойского базара Донг-Суан.

Улыбка была как улыбка, но совершенно черная. Это не была неопрятная чернота истерзанных кариесом зубов. Зубы были ровные, блестели — но совершенно черные. Блестящие черные зубы.

Не помню уже, к чему я приценивался. Мой верный друг и спутник Ле Суан Ту, выпускник МГУ, не сразу понял, с чего это я умолк, и оглянулся по сторонам. Ничего странного он ни в одной стороне не увидел. Судя по всему, в лице пожилой продавщицы — тоже. Ту вопрошающе посмотрел на меня.

— Слушай, а что это у нее с зубами? — спросил я.

— А что такое? — недоумевающе отвечал Ту, с вежливой улыбкой посмотрев на торговку. — А, ты же этого никогда не видел! Это раньше так принято было: покрывать зубы черным лаком. Но это феодальный обычай, никто из молодых и даже старых в городе этого уже не делает. Только такие старушки в провинции.

Тут надо сказать, что словом «феодальный» работавшие с нами вьетнамцы обозначали все отжившее, старое, реакционное или по крайней мере непонятное передовым советским товарищам. На всякий случай. Иной раз — и совсем неплохие традиционные вещи.