Джен Лин-Лью - Путь лапши. От Китая до Италии

В целом компания в гостинице собралась отличная, а жаркое, которое я научилась готовить, было восхитительным. Это было первое место, в котором я оказалась, напоминающее караван-сарай в моем представлении – там должна была быть такая атмосфера сотни лет назад. Там останавливались следующие дальше путешественники – на день или на несколько недель – и обменивались товарами. В наши дни это скорее обмен историями из жизни, а не товарами.

В гостинице жило также довольно много иранцев, и атмосфера позволяла легко с ними подружиться. Однажды вечером, когда господин Санджар отправился поболтать с симпатичной постоялицей, к нам за ужином присоединилась элегантная женщина средних лет. Зари была родом из Тегерана, но большую часть жизни прожила в Великобритании, однако после развода вернулась на родину. Я спросила Зари, трудно ли ей приспособиться к жизни в Иране.

– Раздражает то, что приходится носить головной платок, – призналась она. – Я сказала бы, что большинство женщин не хотят его носить, но это остается жизненным фактом.

Как она рассказала мне, до Иранской революции лишь малый процент женщин носил какие-либо покрывала. В 1970-е годы иранское общество, имея много денег от экспорта нефти, установило крепкие связи с Западом и следовало многим западным традициям. После революции суровость законов в стране то усиливалась, то ослабевала, в зависимости от настроения правительства и духовенства. Иногда можно было свободно повязать платок и продемонстрировать небольшую часть волос; в другие времена подобное могло привести к задержанию и приводу в полицейский участок. Это все являлось частью игры, метода осуществления контроля. Никто не знал точно, когда может перейти черту.

– Но все знают, как обходить правила, – сказала Зари. – Например, возьмем алкоголь. В Тегеране, как рассказывает мой сын, дети устраивают вечеринки с диджеями, выпивкой и девочками, которые приходят на них практически без одежды. Они буйствуют точно так же, как в Лондоне.

– Но как им это сходит с рук? – спросила я.

Она потерла большой и указательный пальцы друг о друга.

– Деньги. Пока платите полиции, с вами все будет в порядке. На самом деле все это поддерживается режимом, – добавила она, снизив голос до еле слышного шепота.

И вот так мы пересекли еще одну невидимую черту, уходя за пределы разрешенного. Зари откашлялась и сменила тему – спросила нас о наших путешествиях.

– А ваш гид должен быть с вами постоянно? – поинтересовалась она.

– Да, – ответили мы, – это правило только для американцев.

– Это противно! – воскликнула она. Как раз перед тем, как господин Санджар вернулся и снова присоединился к нам, она предупредила: – Вам нужно проявлять осторожность, когда ваш гид находится рядом. Не задавайте ему слишком много вопросов.

Через несколько дней мы решили еще разок попробовать пересечь эту невидимую черту. Мы забрались на крышу гостиницы, чтобы покурить мятно-табачный кальян вместе с Зари и Кошаном. К нам также присоединилась Нахид, симпатичная женщина, к которой клеился господин Санджар. К счастью, она ему отказала и вместо него привела с собой какого-то длинноволосого музыканта. Только усевшись, она тут же сорвала с головы платок, и ее прекрасно уложенные локоны рассыпались по плечам. Наше пребывание в Иране повлияло на нас: вид ее открытых волос шокировал почти так же, как если бы она обнаженной присоединилась к нам в джакузи.

– Почему я должна прятать такие красивые волосы под платком? – промурлыкала Нахид, играя со своими локонами.

– Иранские женщины очень заботятся о своих волосах, – пояснила Зари. Я поинтересовалась, где женщины стригутся. Она сказала, как и везде – в парикмахерских, но они скрыты от глаз, находятся в подвальных или полуподвальных этажах, на вторых этажах или в частных домах. – Насколько мне известно, иранские женщины проводят в парикмахерских больше времени, чем где-либо еще, – добавила она.

Нахид глубоко вдыхала, когда курила кальян. Это занятие тоже считалось незаконным в этом консервативном городе. В других городах мужчины открыто наслаждались высокими трубками в чайных и в уличных кафе. В Мешхеде мы видели, как кальян по очереди курили две женщины в полуподвальной чайной. Создавалось впечатление, что многие правила в Иране прописаны нечетко. Но даже осторожный Кошан, казалось, думал, что курение кальяна – мелкое нарушение закона и вполне допустимо. Время перевалило за полночь, двери гостиницы были заперты. Все вокруг очень тускло освещалось только серебристым светом луны. И прошло уже очень много дней с тех пор, как мы употребляли спиртное.

Зари быстро огляделась вокруг и решила, что безопасно снять платок, я последовала ее примеру. Но когда на крыше появился кто-то еще, Кошан попросил нас снова прикрыть головы. Мы быстро надели платки, а потом опять сняли, как только мужчина ушел. Немного покурив, мы отправились в номер Нахид, слушали персидскую музыку и ели гранаты. Мы непринужденно разговаривали; больше нам не требовалось пересекать никаких границ.

На следующее утро наши новые друзья пожелали нам счастливого пути в холле гостиницы. Головные платки у всех женщин были туго завязаны.

После Йезда господин Санджар, несмотря на свою лень, вернулся к работе переводчика во время кулинарных уроков. В Ширазе я много потрудилась и научилась готовить несколько видов вкусного пилава, который восстановил свое доброе имя после испорченной репутации блюда центральноазиатским пловом . В Исфахане я еще терпела господина Санджара рядом с собой, придавая молотой молодой баранине и говядине вид кебабов. Но когда я добралась до Тегерана, он меня совсем достал. Он как мантру неискренне произносил фразу «Я в вашем распоряжении», но через несколько недель я на самом деле хотела, чтобы мы избавились от него.

Однажды вскоре после нашего прибытия в столицу я с неохотой села в его машину, для того чтобы отправиться на очередной урок. После борьбы с ужасающим трафиком мы в конце концов прибыли в довольно приятный жилой квартал. Я была заинтригована, когда господин Санджар остановился перед воротами какой-то резиденции, велел мне выйти из машины и позвонить в звонок.

Из ворот высунулась голова женщины средних лет, продемонстрировав небрежно расчесанную копну рыжевато-каштановых волос, ее черный головной платок болтался на шее. Они с господином Санджаром обменялись несколькими словами на фарси, затем он крикнул мне из машины, в которой был не выключен двигатель:

– Дженнифер, поскольку это школа только для дам, я не смогу пойти вместе с вами.