Олег Кирьянов - Северная Корея

Кроме того, сельское хозяйство никогда не было сильной стороной северной части Корейского полуострова. Да это и неудивительно, ведь местность там гористая, а климат достаточно суровый. Японцы, оккупировавшие Корею в 1910–1945 годах, потому-то и решили на севере развивать именно промышленность, а под сельское хозяйство отдали юг. В южной части полуострова горы постепенно снижаются, появляются поля, климат становится мягче — в общем, пригодных для земледелия зон там гораздо больше. Частично данная проблема решается активным использованием удобрений, но, как уже говорилось, экономика КНДР находилась к тому времени в упадке, заводы встали, а из-за границы ввозить товары не было никакой возможности — банально не хватало денег.

Конечно, сыграла свою роль и неэффективная система ведения сельского хозяйства, принятая на тот момент в КНДР. В частности, работа в крупных колхозах, когда у участников были только идеологические и моральные, но не экономические стимулы.

Проблемы в экономике и с электричеством привели к тому, что во многих районах КНДР на склонах гор были под корень вырублены деревья, а потому последствия ливневых дождей оказались еще более катастрофическими. Леса, которые могли хотя бы частично сдержать воду, исчезли, а потому водные потоки во многих районах попросту смыли плодородный слой земли вместе со всем урожаем.

В итоге все это привело к тому, что в КНДР начался тот самый пресловутый «Трудный поход». Длился он примерно пять лет — с 1995 по 1999 год. Одним из признаков жесточайшего кризиса стал отказ от карточной системы. Государство дало указание провинциям выживать самим. Поставки продовольствия из центра в регионы были сильно урезаны. Как мы уже говорили в предыдущей главе, отношение к карточной системе в КНДР совершенно иное, чем у нас, в России. Если в России ввод карточек воспринимается как признак серьезных проблем в экономике, то население Северной Кореи считает карточно-распределительную систему благом, ведь в этом случае каждый получает гарантированный паек, состоящий пусть и из минимального набора необходимых продуктов и товаров первой необходимости. А вот отказ от карточной системы не воспринимается как самое настоящее бедствие, ведь в этом случае государство не может гарантировать, что жители страны получат минимальные набор продовольствия. С началом «Трудного похода» карточки почти перестали действовать, населению приказали выживать. В провинциях, насколько можно судить, пайки получали только представители высшего руководства и военнослужащие, да и то в сокращенном виде.

В конце концов людям банально стало нечего есть. Некоторые умирали. Люди, как правило, умирают не столько от нехватки калорий, сколько от болезней, поражающих ослабленный организм. Сколько же человек в КНДР умерло во время «Трудного похода»? Цифры сильно разнятся, специалисты приходят к противоречивым выводам. Диапазон колеблется от десяти тысяч до трех с половиной миллионов. Причем последняя цифра — как правило, два-три миллиона — часто появляется в западных СМИ, однако эксперты относятся к ней с недоверием. Десять тысяч — о таком количестве смертей официально заявили власти КНДР, которым в конце концов все же пришлось признать — страну терзает голод. «Миллионы» появляются, как ни странно, как у злостных недоброжелателей Северной Кореи, так и у ее горячих сторонников. Первые завышают цифры по понятной причине — хотят подчеркнуть никчемность северокорейского правительства и выставить ситуацию в максимально невыгодном свете, во всей краса продемонстрировав зверства «кровавого и бесчеловечного режима». Доброжелатели завышают цифру для того, чтобы надавить на жалость потенциальных «доноров» и заставить их выделять как можно больше средств на нужды страны.

О том, как появилась широко тиражируемая мировыми СМИ цифра в несколько миллионов погибших, в свое время в понятной и доступной форме мне рассказал директор Всемирной продовольственной программы (ВПП) ООН Джеймс Морис. ВПП долгое время работала в КНДР, занимаясь поставками и распределением гуманитарной помощи, а потому реальную ситуацию внутри страны сотрудники этой организации представляют себе очень хорошо. Здесь просто приведу небольшую выдержку из моего интервью с директором ВПП.

« Вопрос: Меня всегда интересовали параметры, по которым некоторые специалисты оценивали возможное число жертв голода в Северной Корее. Диапазон крайне велик — от сотен тысяч до нескольких миллионов. Может ли вы что-нибудь сказать по этому поводу?

Джеймс Моррис: Могу. Сейчас расскажу, откуда появились якобы миллионы погибших. В конце 1990-х годов ряд западных ученых оценили масштабы бедствия, поразившего Северную Корею и прикинули возможное число жертв в тех районах, которые больше всего пострадали от наводнений и засухи. Были получены определенные цифры. При этом подчеркивалось, что это „предполагаемые оценки ситуации в отдельных, наиболее пострадавших районах“. Повторяю, „наиболее пострадавших“ и „отдельных“ районах, а не по всей стране. Многие регионы пострадали гораздо меньше. Но другие специалисты взяли эти расчеты и применили ко всей Северной Корее, отсюда и получились пресловутые миллионы погибших. Не спорю, очевидно, пострадало очень много людей, точных цифр нет до сих пор, и вряд ли мы получим их в ближайшее время. Однако об одном можно говорить с уверенностью: миллионов жертв не было».

Тогда же Моррис озвучил и статистику их организации. По подсчетам ВПП, во время «Тяжелого похода» погибло от шестисот до девятисот тысяч человек. Таким образом становится очевидно, что пресловутые «миллионы» были взяты практически с потолка. Голод больше все ударил по северным и северозападным районам страны, в частности по провинции Чагандо, а вот центральные районы пострадали в меньшей степени.

Впрочем, достаточно быстро появились и объективные оценки. На Западе чаще всего озвучивались цифры в диапазон от шестисот тысяч до одного миллион (Гудкаинд, Уэст, Нолланд, Хаггард). Южнокорейский демограф Ли Сок называл схожую цифру: от пятисот тысяч до одного миллиона ста тысяч человек.

Проведенная в 2008 году в КНДР перепись населения, результаты которой были опубликованы официально, позволила уточнить данные по смертности в ходе «Трудного похода». Если учесть, что в случае попыток фальсификации данных по демографической ситуации все подмены с большой долей вероятности вскоре выявляются, то перепись населения 2008 года предоставила важную базу данных для объективного анализа. В итоге данные по смертности в 1995–1999 годах были скорректированы в сторону понижения. В зависимости от подходов и различных точек зрения цифры конечно же все равно разнятся, но уже укладываются в диапазон двести сорок — шестьсот тысяч. Пожалуй, именно эти данные и можно считать более-менее достоверными, особенно если учесть ситуацию с катастрофической нехваткой точной информации. Тем не менее, несмотря на все эти пересчеты, произошедшее в КНДР стало крупнейшей гуманитарной катастрофой, потрясшей Восточную Азию за последнее столетие. С другой стороны, цифры «несколько миллионов погибших» являются преувеличенными в несколько раз.