Эрик Вейнер - Как я стал знаменитым, худым, богатым, счастливым собой

Я нахожу информационный стол с молодой блондинкой за стойкой.

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Да, я хотел бы видеть Джереми Бентама.

— У вас есть приглашение?

— О, нет, он давно умер.

Ее глаза расширяются.

— Я сожалею, что не могу помочь вам, сэр, — говорит она, очевидно, вычисляя, был ли я безобидным или опасным психом.

— Нет, вы не понимаете. Он умер около двухсот лет назад, но он все еще в университетском городке.

Опасный псих. Она собирается вызвать охрану, когда аспирант вмешивается в мою защиту.

— Вы ищете иконку, — говорит он.

— Что?

— Значок.

То есть, получается, так теперь называют мертвого Джереми Бентама. Аспирант указывает мне на другое здание, и там я нахожу его, спокойно сидящего в углу.

Он хорошо выглядит для своего возраста.

Он сидит на деревянном стуле той же кафедры, где он писал свои документы о счастье, и в той же одежде, которую он носил, когда он умер в 1832 году: черный жилет и куртку, плетеную шляпу. Под одеждой его настоящий скелет. Это последняя воля Бентама.

Бентам любил хороший философский стеб, и он не понимал, почему это может быть неуместно в смерти. Его воля включала следующие инструкции: «Если это должно произойти, то мои друзья и другие ученики должны иметь возможность встретиться… с основателем самой большой системы счастья… транспортироваться в помещении, в котором они встречаются». В этот день, по слухам, Бентам находится на всех заседаниях института, где он включен в список «присутствует, но не участвует в голосовании».

Для Бентама счастье было математическим выражением, и он провел несколько лет тонкой настройки своего «измерителя счастья» — чудесно обезоруживающий термин. Я, например, никогда не связывал цифры и блаженство.

Это простая арифметика, впрочем. Сложите приятные аспекты вашей жизни, а затем вычтите из них неприятные. В результате получится ваш общий уровень счастья. Те же расчеты, Бентам верил, могут применяться к целой нации. Каждое действие, которое правительство приняло, каждый принятый закон следует рассматривать через призму «всеобщего счастья». Бентам, например, рассуждал, что дать десять долларов бедному — это больше, чем дать десять долларов богачу, так как бедный человек получит больше удовольствия от подарка.

Теория Бентама интригует, но не внушает благоговения. Например, он качественно не отличал одно удовольствие от другого. Удовольствие от того, чтобы перевести старушку через улицу, было для него на одном уровне с удовольствием садиста от избиения той же самой старушки. Для Бентама удовольствие было удовольствием, и только.

Другая ловушка: утилитаризм заинтересован только в создании счастья для большинства людей. Это связано со счастьем толпы, а не страданием тех немногих, что хорошо, если вы достаточно удачливы, чтобы быть среди счастливого большинства, но не так хорошо, если вы окажетесь среди небольшой группы неудачников.

В Великобритании до сих пор сохраняются Бентамские тенденции, готовность принять вмешательство государства в жизнь людей для общего блага. Англичане с удовольствием платят за лицензию на BBC для каждого телевизора, которым они владеют. Мэр Лондона Кен Ливингстон недавно ввел плату за въезд в центр Лондона в часы пик на автомобиле. Это классический утилитаризм.

Сравнительно небольшая категория водителей, стремящиеся попасть в центр Лондона, оказалась намного менее счастлива, в то время как подавляющее большинство лондонцев стали немного более счастливыми. Теперь Нью-Йорк взял на вооружение идею запрета на въезд в центр города, хотя это оказалось более спорно, чем в Лондоне. Это неудивительно. Американцы менее утилитарны, чем англичане.

В эти дни разговоры о счастье выскакивают повсюду в Британии. «Мы должны думать не только о том, как помочь людям набить карман, но и о том, как положить радость в их сердца». Эти слова были произнесены не каким-то американским представителем или крайне левым политиком, а лидером британской консервативной партии Дэвидом Кэмероном, человеком, который стремился в офис премьер-министра.

Говоря об этом, давайте не будем забывать о бывшем премьер-министре Тони Блэре, самом оптимистичном, склонном к счастью английском лидере, которого когда-либо знали. Блэр обладал ожесточенным оптимизмом, который граничил с американским. Для начала Блэр улыбался, чего его предшественники гордо избегали. Блэр был заинтересован в формирующейся науке о счастье и носился с идеей применения этой теории в политике. В 2002 году его подразделение провело семинар «удовлетворенность жизнью». Некоторые из них (не Блэр) назвали эту группу Департаментом счастья.

Группа опубликовала аналитический документ, где они просто предложили способы, которыми правительство может форсировать национальное счастье. Среди предложений: индекс счастья, сродни Валовому национальному счастью Бутана; преподавание «навыков счастья» в школах; обнадеживающий «баланс работы и личной жизни»; и введение более высоких налогов на богатство.

Последнее предложение, как вы можете себе представить, привлекло наибольшее внимание. Понятие высоких налогов как пути к счастью было впервые предложено британским экономистом Ричардом Лейардом. Богачи, как утверждает Лейард, подстрекают зависть в других странах, порождая своего рода «социальное загрязнение окружающей среды». Таким образом, Лейард предлагал так же, как мы взимаем плату с промышленных загрязнителей, взимать дополнительную плату с генераторов зависти. Не удивительно, что эта идея встретила определенное сопротивление. «Осторожно, бригады счастья!» — кричали типичные заголовки. Другие задавались вопросом, почему богатые должны быть наказаны только потому, что некоторые люди не могут усмирить свою зависть.

Либертарианцы пошли дальше: бюрократы не могут починить дороги, как они собираются сделать нас счастливыми? Кроме того, основные факторы, которые определяют наше счастье, — дружба, секс, доверие — в значительной степени вне контроля правительства в любом случае. Я с пониманием отношусь к этим проблемам, и я не защищаю идею Департамента счастья в любом правительстве, но давайте не будем забывать, что бизнес любого правительства — это счастье граждан. Каждый раз, когда оно предлагает налоговые льготы для супружеских пар, или вводит мандат на ношение ремней безопасности, или стремится к увеличению валового внутреннего продукта, оно сует нос в наше счастье. Кроме того, какова роль правительства, если не сделать гражданское население счастливее?

ВBC выбрали Слау не случайно. Пригород Лондона, стоящий на траектории полета в аэропорт Хитроу, является, одним словом, квинтэссенцией Великобритании. Само название — проблема. Слау означает «топь», буквально, грязное поле. Джон Баньян писал о «топи уныния» в книге «Прогресс пилигрима». В 1930-е гг. Джон Бетжеман написал стихотворение о Слау: