Татьяна Козырева - Прикольные случаи из моей практики / Стремные случаи из моей практики

Сначала обратили внимание на изрытую землю под деревьями и на тяжелый запах, почти вонь. Но продолжали подниматься, чтобы с вершинки посмотреть на закат. Семейство продефилировало перед нами дважды: сначала штук пять, а потом вся дюжина: пара здоровых секачей, три свиноматки, трое подростков и кучка полосатых поросят. Неспешно рысили траверсом, косясь на нас, но ничего не предпринимали. Первый раз метрах в 30, второй – в 40. Вот и все, но Юра испугался, больше за меня (я же с фотиком непременно поближе полезу), и стал уговаривать спускаться. На спуске, уже в сумерках, мы слышали, как кабанищи ломятся по кустам то тут, то там с истошным визгом. Наверно, у них был гон.

Вот у косуль гон точно был – нам рассказала тетка, которая делала бизнес на фотографии с ручным самцом косули. После кабанов нам что-то не спалось, мы полночи шагали по тропе (благо, навигатор заблудиться не давал) и слышали их гавканье совсем рядом, а собак никаких в тех лесах не водится. Направляя луч фонарика в кусты, видели по три-четыре пары желтых глаз. Но из кустов никто пободаться с нами не вышел.

Что касается животных на трассе – однажды по дороге из Питера в районе Шушар мы видели лося, который размеренно трусил по разделительной полосе. В Химках у нас на глазах машина сбила ондатру – видно, из водохранилища зачем-то вылезла. Мой драйвер вышел, подобрал трупик лопатой и положил в багажник, сказав, что у него есть знакомый скорняк.

Еще однажды под Псковом мы на фуре сбили собаку средней величины. Дело было зимой, трасса переметенная, к тому же снегопад. Собака выскочила в свет фар и так стояла, как будто специально совершала суицид. Драйвер сильно сокрушался, что ничего не мог сделать: ни объехать, ни затормозить. У него мягкая сцепка, тормознул бы – груженый прицеп смял бы кабину.

Странно ведут себя кошки. Часто замечала: сидят у обочины, глазами свет отражают, а как машина подходит близко – подбираются и сигают через дорогу прямо перед колесами. Адреналин, что ли, ловят? Но ни одной кошки мы не переехали. Муж мой однажды на своей машине сбил кошку. Очень жалел, похоронил ее у дороги.

Анекдот. Чем отличается сбитый гаишник от сбитой собаки? Перед сбитой собакой есть тормозной след.

Бывает и такое, что реальную проблему создает не какой-то неизвестный левый чел, а собственный напарник. С которым, вроде бы, давно знакомы.

Весной 1998 года начинающий спелеолог Витя Ефремов по прозвищу Пещерный Орел из физтеховского клуба «Барьер» соблазнил меня поехать в Старицкие ледяные пещеры. Между Тверью и Ржевом есть симпатичный городок Старица, стоит он на Волге, а километрах в 15 по берегу реки можно найти множество выходов заброшенных каменоломен, в которых добывали известняк для «белокаменных» стен наших городов, в том числе и Москвы. Ну, Москва скорее строилась из известняков, добытых вдоль реки Пахры, но для нас это не так важно. А важно то, что там над Волгой по весне создается такой хитрый микроклимат, что на входах в эти каменоломни вырастают ледяные сталагмиты, а на потолке «листья» из кристаллов инея. Почти как в знаменитой Кунгурской пещере, но та в Пермской области и платная, а эта гораздо ближе и совсем дикая. Вырастает это ледяное великолепие обычно накануне 8 марта, и вот наш Витя решил мне сделать подарочек.

Не то, чтобы мы были знакомы давно, но в один поход вместе сходили. Ведь знала я его нехорошую склонность, с каким энтузиазмом он говорил: «О, авантюра!» Но значения не придала – вроде ж, недалеко едем, населенка кругом. У него был опыт самостоятельных походов, у меня почти не было. Зато был опыт автостопа. Каковым способом мы и доехали через Тверь до Старицы (Новую Ригу тогда еще не отстроили, а пробок не было, и по Ленинградке было дальше, но быстрее), а оттуда пошли пешком берегом Волги. Шли неспешно, фоткали Старицу и красивые льдины, а ближе к вечеру вписались в одном из двух оставшихся жилых домов в вымирающей деревне Холохольня.

Поутру нашему Орлу приспичило полазить по заброшенной церкви. В Холохольне была колокольня, мы на нее залезли, но обратно я-то тихонечко слезла, а напарничек мой зачем-то спрыгнул метров с трех и подвернул ногу.

Спрашиваю: идти можешь? Да-да, нормально. Ладно, возвращаться и лечиться не стали, пошли дальше бережком. Одна из льдин была так похожа на надгробие, что наш шутник нацарапал на ней «Белый Спелеолог» и касочку на угол повесил для фотографии. Ох, не к добру перед пещерой-то!

Дошли, но тут Орел сказал, что нога болит, и внутрь он не пойдет. Внутри, как оказалось, делать было и нечего, хотя я честно побегала по штрекам и не заблудилась. А вот в парочке гротов на входе действительно наросли причудливые сталагмиты из прозрачного льда, и даже фотографии на «мыльницу» со вспышкой получились красивые. Но на потолке в этот раз ничего не росло.

Пока я бегала, нога у Витьки распухла и разболелась. К другим входам в катакомбы он меня уже не повел и запросился домой. Можно было вернуться туда, где мы ночевали, но Орел сказал, что трасса рядом, и мы скоро уедем.

Трасса оказалась совсем не рядом. Тем более что километра три до асфальтовой дороги мы ковыляли четыре часа. Когда вышли, уже стемнело. Обнаружилась деревня Пентурово в несколько домов, но в дома эти по темноте нас вписывать отказались – то есть просто не высовывались на стук и крики.

Потащились мы по ночной дороге. Какие-то анальгетики у нас с собой были, но слишком быстро были съедены. Напарничек мой висел у меня на плече и ковылял со скоростью полтора километра в час: это было видно по столбам. Усиливался мороз. А палатки никакой у нас не было: мы рассчитывали на ночевку в пещере либо в чьем-то доме. От пещеры мы ушли уже слишком далеко: я повелась на Витькино знание местности, но на трассу этот проселок никак не походил. Машины проскакивали редко и категорически не стопились. Я уже стала выходить на середину дороги и махать руками, как терпящий бедствие на какой-нибудь льдине, но тщетно: меня объезжали.

Наконец добрели до деревни побольше, там в паре окон еще горел свет. Но и оттуда никто не вышел. Некоторые заспанные жители давали советы из-за закрытых дверей. Их можно понять: по ночам в деревнях свои дома сидят, только чужие шастают. Мы уже совсем отчаялись, когда из самого крайнего дома высунулся мужик – и пустил нас в сени!

Полночи мы поспали, прижимаясь к догорающей печке. Утром мужик еще сжалился, пустил нас в кухню и дал холодных котлет. Таблеток от боли у него не было. Но посветлу мы уже легко поймали машину и доехали домой на этот раз через Ржев.