Аркадий Фидлер - Рыбы поют в Укаяли

И в самом деле, эти птички заслуживают такого исключительного отношения. Пожалуй, это самые милые пернатые. Некоторые виды их чуть больше нашего шершня. Нас поражает ослепительный наряд колибри, отливающий металлическим блеском; нас изумляет — пожалуй, это самое подходящее слово — их очаровательная живость и стремительный призрачный полет, их удивительная ловкость, задор и дерзость. В их крошечных тельцах — стальные мускулы.

Эти птицы всегда появляются неожиданно, словно по мановению волшебной палочки, и повисают в воздухе над каким-нибудь цветком. При этом они так быстро машут крылышками, что вместо крыльев видна лишь неясная дымка. Не садясь на цветок, они выклевывают из его чаши маленьких жучков и выбирают нектар. Для того чтобы жить, этим изумрудам и рубинам, наделенным крыльями, цветы так же необходимы, как и бабочкам.

Два воинственных маленьких самца ведут ожесточенный бой. Пронзительно пища, они описывают в воздухе стремительные круги, взлетая все выше и выше. Потом разлетаются в разные стороны, не причинив друг другу особого вреда. Один из забияк стрелой несется к нам и садится на сухую ветку куста.

Оглушительный грохот выстрела из моего ружья разрывает воздух. Колибри камнем падает на землю. Мы бросаемся к нему. Ищем добычу в густой траве, ищем долго, но безуспешно.

— Он упал здесь! — говорит Долорес дрожащим голосом.

Упасть упал, но исчез, словно в воду канул. Мы так и не находим его.

Так начинается моя охота на самую мелкую дичь. Сердце у меня буквально разрывается, когда я стреляю в колибри, но ничего не поделаешь: я должен привезти коллекцию для варшавского музея.

Среди кустов то и дело гремят выстрелы, то и дело падают на землю колибри. Долорес, чудесная девчонка, охваченная охотничьим азартом, неотступно следует за мной. Она, как серна, носится среди зарослей, отыскивает подстреленных птиц, светится радостью и бросает пылающие взгляды на колибри, на мое ружье и, иногда, на меня. Она оказывает мне огромную помощь. Когда я каждый день утром, через час после восхода солнца, появляюсь на участке Аречаго, она уже ждет меня и приветствует радостной улыбкой.

Странные создания эти колибри: они совсем не боятся человека и подлетают иногда так близко, что невозможно выстрелить. В первый же день я за каких-то два часа подстрелил двадцать пичужек, но, увы, некоторые из них были совершенно изрешечены дробью. Ко всем животным приходится подкрадываться на расстояние выстрела; охотясь на колибри, нужно удаляться от них на расстояние выстрела.

На третий день охоты мы становимся свидетелями захватывающего зрелища. Над поляной описывает круги большой сокол, в поисках жертвы он спускается все ниже и ниже. Колибри замечают опасность и мгновенно куда-то скрываются. Но не все. Один неустрашимый малыш начинает бой с великаном и, воинственно попискивая, бросается прямо на него.

В воздухе разыгрывается небывалая сцена — ожесточенная схватка двух противников со столь неравными силами: ведь, казалось бы, достаточно одного взмаха громадного соколиного крыла, чтобы уничтожить лилипута. И все же в конце концов побеждает колибри. Его стремительный полет, невероятная увертливость и беспрерывные атаки (кажется, что крошка пытается выклевать своему противнику глаза) выводят хищника из себя. Измученный сокол отказывается от борьбы и улетает, поле боя остается за колибри.

Долорес вне себя от радости и громко аплодирует отважному малышу.

Победив в поединке, колибри не улетает; он спускается к земле и усаживается на ветке неподалеку от нас. Это какой-то другой вид, на головке у него пышный хохолок. В моей коллекции такого нет — я вижу его впервые. Он кажется мне исключительно ценным экземпляром, но я все-таки колеблюсь. Потом машинально подношу приклад к плечу, хотя и не стреляю. Меня мучают сомнения. Бесстрашный маленький рыцарь восхитил нас, и у меня не хватает решимости убить его.

— Стреляй! — слышу рядом взволнованный шепот. — Стреляй, а то улетит!

Долорес вся кипит от нетерпения.

Как раз в эту минуту колибри срывается с ветки и улетает. Однако недалеко. Пролетев несколько метров, он снова повисает над цветком.

— Стреляй! — кричит девочка.

Передо мной лишь редкий экземпляр, который вот-вот исчезнет, быть может навсегда. Гремит выстрел. Колибри падает, сраженный.

Долорес приносит его мне. Малыш еще жив. Глаза его широко раскрыты, головка бедняги подрагивает, словно он пытается что-то проглотить…

— Знаешь ли ты, Долорес, как называется эта птичка?

— Колибри.

— А как называют ее индейцы?

— Конечно, знаю…

— «Живой солнечный луч», — говорю я.

— Оо!

Долорес поражена. Этого она не знала. Она восхищена. Название ей очень нравится. Но вдруг в ней просыпается девичье упрямство:

— Луч солнца? Живой луч? Странное название. Луч нельзя убить, а мы ведь убили колибри? Значит, индейцы назвали птицу неправильно.

— Почему же луч нельзя убить?

— Как почему? Очень просто — ведь луч неживой! — упорствует Долорес.

— А эти лучи живые! Подожди-ка, Долорес! Ты уверена, что солнечные лучи неживые?

Подлетают несколько колибри, и вот мы уже снова заняты охотой. Разговаривать некогда. Девочка становится серьезной. И только час спустя, когда мы собираемся возвращаться, она говорит мне:

— Сеньор, я была неправа! Конечно, луч можно убить. Многие вещи умирают. Когда солнце заходит, умирает день. Когда у матери умирает ребенок, замирает ее сердце. Я глупая!

— Ты не глупая, Долорес! — сделав серьезное лицо, говорю я ей. — Ты просто упрямая…

Как-то раз над кустами появляется необычный экземпляр колибри. Я стреляю по нему раз, другой, третий, а он спокойно продолжает висеть над желтым цветком. Наконец, после четвертого выстрела, он падает на землю, и только тогда мы видим, что это совсем не птица, а бабочка из семейства дневных бражников. Их полет и манера повисать над цветком необычайно напоминают колибри. Энтомологи называют эту бабочку Macroglossa titan .

Однажды я засиделся за работой допоздна и на следующее утро поднялся позже, чем обычно. Разбудило меня ласковое поглаживание по щеке. Я открываю глаза и, удивленный, вижу Долорес.

— Вставай, пойдем! Сегодня на цветах полно птиц.

— А знаешь ли ты, дерзкая девчонка, — спрашиваю я с напускной строгостью, — что это мой дом?

Глаза Долорес особенно хороши, когда она пытается настоять на своем. Она говорит:

— А знаешь ли ты, что я твоя прилежная помощница?

Несколько дней подряд колибри прилетают в таком большом количестве, что мы ежедневно видим их сотни по полторы. За каких-нибудь два часа мы добываем десять-двенадцать экземпляров. Этого достаточно для того, чтобы потом всю оставшуюся часть дня заниматься сниманием и препарированием шкурок. Но через неделю наплыв птиц ослабевает; с каждым днем прилетает все меньше и меньше колибри. И тогда происходит явление, столь типичное для южноамериканской природы, изобилующей различными формами мимикрии: место колибри занимают их наследницы бабочки, которые подражают им во всем.