Мишель Пессель - Заскар.

Перед тем как пускаться в путь, надо было пройти крещение. Я зашел по колено в воду. На мне были водолазные сапоги и комбинезон из специального изолирующего состава, так что холода я не почувствовал. С помощью носильщиков Майкл спустил ко мне машину. Я взглянул на почти вертикальные стены, вздымавшиеся над водой; сзади слышался адский грохот водопада…

Что ж, мы сами стремились к этому. Я выскочил на стремнину и стал пробовать ход машины на разных режимах. Сразу выяснилось, что на малой скорости аэроглиссер клюет носом и течение сносит его назад: маленькая посудина обладает плохой остойчивостью. Я придвинулся к берегу, махнул на прощание Майклу и устремился в каньон.

После первого поворота я потерял Майкла из виду. Оставалось надеяться, что я ему виден сверху. Прямо по курсу русло реки стискивали основания могучих восьмитысячников, чьи имена с придыханием произносят альпинисты всего мира. Мне предстояло букашкой проползти между ногами великана. Река неслась назад, перекатываясь через крупную гальку. Вскоре волны стали крупнее. Я решил взять еще ближе к скалистому берегу и тут вдруг заметил, что река меня тащит вспять. Каждая минута казалась вечностью. Наконец, разогнавшись, я одолел перекат.

Река немного расширилась — слева в нее впадал приток. Он начинался в леднике где-то наверху и устремлялся вниз по огромным каменным уступам. Зеленоватые ледяные сосульки свисали, как новогодние украшения. За поворотом я не успел увернуться от камня, и машина отлетела назад. Пришлось спрыгнуть в воду и обойти препятствие, затем я выскочил на середину «фарватера» и на полном газу… наскочил еще на один камень!

Лишь позже я понял, почему аэроглиссер не поднимался над водой. При расчетах инженеры не приняли во внимание важную деталь: на большой высоте давление между поверхностью воды и днищем внутри «юбки» падало. Таким образом, подушка получалась плоской, толщиной всего несколько сантиметров, соответственно возрастало трение «юбки» о воду, а днище значительно чаще чиркало о камни. Все это не давало возможности развить нужную скорость, приходилось то и дело соскакивать в воду и обходить препятствия.

За очередным изгибом русло вновь стало расширяться — я приближался к концу пятнадцатикилометрового коридора. Скоро должны были показаться первые домишки Тукучи. Вода приобрела цвет слоновой кости. Местами река расширялась до восьмисот метров. Все эти подробности я отмечал краем глаза, поскольку дно было усеяно крупными камнями и приходилось резко маневрировать.

По моим прикидкам, я должен был находиться на воображаемой линии, соединяющей вершины Дхаулагири и Аннапурны. «Пока все идет хорошо!» — промелькнуло у меня, и в тот же миг днище аэроглиссера заскрежетало по нагромождению гравия. Минут десять ушло на то, чтобы слезть с мели. Я тащил машину за собой, как вол. «Пройти во что бы то ни стало!» — молотило в голове. Каждый метр приближал меня к цели.

Слева и справа от реки появились лепившиеся по склонам домики. Над крутым обрывом я заметил прямоугольный массив монастыря. Это был Наршанг, первый буддийский монастырь на соляном тракте. На обрыве ясно виднелись осадочные породы, которых я не встречал раньше. Здесь проходила геологическая граница, место столкновения двух тектонических плит — столкновения, в результате которого вверх вздыбились Гималаи.

Сменилась и растительность: сосны появлялись все реже, трава росла жесткими пучками, как в тундре. Несмотря на защитный комбинезон, я все-таки умудрился вымокнуть и окоченеть, но радость близкого завершения нашего замысла согревала меня. У подножия монастыря выбрался на каменистую отмель и заглушил моторы. Все эти месяцы я часто видел себя в грезах на аэроглиссере возле одного из здешних монастырей, чьи силуэты мне так знакомы. Задрав голову, смотрел на выбеленные известкой стены, плоскую крышу, с ярко-красным бордюром. По углам трепетали на ветру молитвенные флаги…

Пока я любовался монастырем, на берег высыпали люди. Аэроглиссер почему-то не вызвал особого удивления. Странно, ведь, за редким исключением, никто из них никогда не видел машины, даже велосипеда. Лишь потом сообразил: вертолет. Пятнадцать лет назад, когда я был в Мустанге, туда прилетел вертолет, и поэтому появление глиссера не вызвало никакого ажиотажа. Я стал расспрашивать жителей, знают ли они, что это такое. «Это штука, которой положено летать. И она летает», — пожав плечами, сказал мне один погонщик яков. Его логика поразила меня тогда своей ясностью и простотой. Скорее всего обитатели Тукучи приняли мой аэроглиссер за опустившийся на воду вертолет. Они, конечно, не воспринимали меня как пришельца из космоса, все было для них куда будничнее и прозаичнее.

Мне предстояло проплыть по реке еще довольно значительное расстояние, и я боялся, как бы встречный ветер не запер меня здесь надолго. Включив моторы, помчался по каменистому руслу, рассекающему надвое Главный Гималайский хребет. Слева мелькнул еще один монастырь; над ним в отвесной скале чернели десятки отверстий. То было первое пещерное селение в верхнем течении Гандака, вот уже много лет бередившее мое воображение. Возможно, на сей раз мне удастся обследовать его подробно.

Моторы надсадно ревели на подходе к Тукуче, я во все глаза всматривался в берег в поисках мало-мальски подходящей отмели. Наконец углядел зелененький лужок, полого спускавшийся к воде. Здесь, очевидно, был водопой. Отойдя со своим глиссером подальше от берега, для разгона, я ринулся на лужок, проскочил несколько метров по траве и остановился. Всё. Можно было вылезать.

Стайка ребятишек во всю прыть уже мчалась навстречу, за ними следовало все способное передвигаться население Тукучи, включая инвалидов, нищих и монахов. Меня окружила пестрая толпа — караванщики и торговцы, крестьяне и пастухи, старуха с молитвенной мельницей и местный щеголь в клетчатой рубашке канадского лесоруба и с новеньким зонтиком в руке. Ветер дул уже в полную силу, оглушительно хлопали флаги. Холод пробирал до костей, я достал мешок с сухой одеждой и переоделся на публике.

Людей это не удивило. А, вот то, что я обратился к ним по-тибетски с вопросом, где я могу выпить арака (ячменной водки), вызвало бурю восторга. Все радостно загалдели, меня забросали вопросами: откуда я, почему говорю по-тибетски и что это за машина.

Я едва держался на ногах от усталости. Ведь только сегодня утром покинув Катманду, мне довелось в течение одного дня совершить самый длинный марафон в своей жизни. Пешком путь от столицы до Тукучи занял у меня в свое время две недели, что дало возможность постепенно привыкнуть к смене климата и разреженному воздуху. А тут все произошло молниеносно.