Митчелл Зукофф - Замерзшие: 5 месяцев в снегах Гренландии

Летчики стали рыться в кошельках. Перьер не смог найти однодолларовую купюру, так что занял ее у товарищей. Банкноты пошли по рукам, и каждый написал на них свое имя. Единственное, чего не хватало, так это нескольких глотков виски, чтобы отметить рождение нового «куста» всемирного братства.

В течение нескольких дней Лолли Ховарт пытался подать сигналы бедствия с помощью передатчика «Девушка Гибсона». Наконец радист решил попробовать заново собрать и запустить более мощную бортовую рацию. Он решил, что хуже от этого не будет (впрочем, могло быть и хуже: с рацией нужно было возиться на холоде, и он мог окончательно отморозить пальцы).

Ховарт понимал, что это не минутное дело. После того, как бомбардировщик разломился пополам как раз в том месте, где был радиоотсек, все оборудование разметало по сторонам, а то, что уцелело, болталось на проводах. Корпуса радиоаппаратуры разного размера, от маленького коробка до сопоставимых с крупным чемоданом, собрали еще в первые дни, чтобы загородить от ветра дыру в хвостовой части.

Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что удивительным образом при крушении не разбились стеклянные вакуумные трубки в некоторых частях оборудования. Ховарт прослужил в авиации десять месяцев и имел приличный опыт использования оборудования разных видов, но он не был ни связистом, ни инженером-электриком, разбирающимся в устройстве сложной техники. Он был всего лишь юным капралом, который после войны собирался стать актером или преподавателем драматического искусства.

Лорен был среднего роста – чуть выше ста семидесяти сантиметров, и довольно худощав – около семидесяти килограммов. У него было детское лицо, и потому выглядел он младше своих двадцати трех лет.

Он был вторым из четырех сыновей лесоруба, жившего в лесной и малообитаемой северо-восточной части штата Висконсин. Лолли родился в маленькой бревенчатой хижине, которую построил его отец. С детства вместе с братьями он охотился на оленей и вообще привык к полудикой жизни. Тихий и добродушный Ховарт, скорее всего, из всех летчиков бомбардировщика «PN9E» легче всего переносил тяжелые арктические условия. Ведь каждый год высокие сугробы почти на всю зиму отрезали от цивилизации хижину, где жила его семья. Ежедневно Лорену и его братьям приходилось проходить на лыжах по нескольку километров, чтобы попасть в школу.

Юный Ховарт покинул дом в восемнадцать лет и устроился посудомойщиком в ресторан, чтобы оплатить учебу в Педагогическом колледже Ла-Кросса штата Висконсин. Таким образом Лорен стал первым среди членов своего семейства, кто получил высшее образование.

Когда его призвали в армию, он был холост, но за эти несколько месяцев во время увольнения успел жениться – его избранницей стала Айрин, молодая женщина, у которой он снимал квартиру в период учебы в колледже. Ему очень хотелось снова увидеть любимую. А значит, надо было обязательно починить рацию.

Монтеверде боялся, что искры от радиооборудования воспламенят разлитое вокруг топливо, поэтому он настоял, чтобы ремонт проводился на улице.

С помощью Гарри Спенсера и Кларенса Уидела Ховарт перенес уцелевшие части рации в маленький ледяной домик-иглу, который летчики выдолбили под левым крылом. Короба сначала накрыли тряпками и кусками парашютных куполов, а потом их попытались согреть работавшим на батарейках сигнальным фонарем. Мощный луч света смог разморозить «начинку» рации и ее клавиши, так что их уже можно было нажать. Источником питания для рации стали аккумуляторы самолета. Понимая, что надолго их энергии не хватит, Уидел попробовал реанимировать имевшийся на борту «В-17» газовый генератор, для начала поставив его неподалеку от разведенного прямо на льду костра. Он разобрал его, согрел и просушил все детали и провода, а затем снова собрал прибор. Каким-то чудом генератор заработал. В баках бомбардировщика было достаточно топлива, так что зарядом рация была обеспечена, если, конечно, он не замерзнет снова или не сломается.

Уидел зарядил батарейки рации, протянул провода в хвостовой отсек и подключил в нем лампочки, вывернутые из кабины пилота. Отныне терпящим бедствие не приходилось сидеть в темноте по восемнадцать часов в день.

А тем временем в тесном иглу под крылом Ховарт сосредоточился на том, чтобы привести в действие устройство двусторонней связи, передающее сигнал на большие расстояния. Оно соединяло в себе передатчик и приемник, который мог связываться с наземными службами или с самолетами во время полета.

В зависимости от внешних условий, сигнал мог преодолевать сотни и даже тысячи километров. В качестве антенны можно было использовать кусок обшивки «В-17» или проволоку «Девушки Гибсона». Так как рацию отсоединили от самолета, Ховарт выбрал второй вариант и размотал на снегу катушку с проволокой передатчика.

Работа шла по тоскливому кругу: отогреваешь рацию, снимаешь перчатки, возишься с ней, пока пальцы совсем не закоченеют, потом греешь руки, затем снова отогреваешь рацию. Весь этот цикл, как правило, длился несколько минут. Вскоре на ладонях и пальцах появились трещины, из которых сочилась кровь. Между циклами радист возвращался в убежище, к товарищам, которые растирали ему ладони и подбадривали. Лорен знал, что судьба этих людей в значительной степени зависит от него, что добавляло нервного напряжения. У Пола Спины сжималось сердце, когда Ховарт постанывал от боли в руках. Вуди Перьер слышал жалобы радиста на то, что прибор в ужасном состоянии, разбит, а подключить его заново слишком сложно:

– Не могу я, ребята! Не могу ничего сделать, – причитал Лолли.

Но как только его пальцы снова обретали хоть какую-то чувствительность, он возвращался в иглу и снова принимался за работу. Он часами напролет изучал разорванные схемы, пытался заменить отсутствующие или вышедшие из строя детали.

По прошествии нескольких тяжелых и выматывающих суток Спенсер и Уидел помогли Ховарту перенести оборудование в штурманский отсек, находившийся прямо за разбитым плексигласовым носом бомбардировщика. Они надули спасательный плотик и закрыли им зияющую в отсеке дыру, но от холода это не спасало: здесь так же пробирал мороз, как в иглу. Каждую ночь в отсек наметало помногу снега, и Ховарту снова приходилось отогревать сначала рацию, а потом собственные руки.

Однажды поздно ночью, когда радист работал в другой части самолета, его товарищи, находящиеся в хвосте, услышали странный звук, похожий на ружейные выстрелы. Хвостовая часть сантиметр за сантиметром съезжала к ширящейся расселине, и с каждым малым движением самолета заклепки, закрепляющие панели обшивки фюзеляжа, с треском отваливались.