Билл Брайсон - Прогулка по лесам

Это то, что мы часто слышали от бывалых путешественников. И вообще, это правда, что намного больше людей стало ходить в походы по сравнению с тем, что было раньше. До семидесятых годов ежегодно Аппалачскую тропу проходили не более пятидесяти человек. Незадолго до 1984 года их количество выросло до сотни. В 1990 году число туристов переросло за двести, ну а сейчас тропу в течение года покоряют примерно три сотни человек. Это довольно большой рост, но все равно – это очень маленькие числа. До того как мы отправились в путь, в местной газете Нью-Гэмпшира было опубликовано интервью с обслуживающим тропу, который сказал, что двадцать лет назад три лагеря, расположенные неподалеку от города, принимали в июле и в августе около дюжины посетителей в неделю, а сейчас иногда число туристов доходит до сотни в неделю. И все же я считаю, что это все равно очень мало. Тем не менее сто посетителей в неделю для трех лагерей в летнюю жару не так уж и ужасно.

Возможно, я думал не совсем правильно, исходя из опыта своих постоянных путешествий по людной маленькой Англии, но то, что никогда не перестанет меня удивлять после нашего долгого лета, так это пустота тропы. Никто не знает, сколько на самом деле людей ходит по Аппалачской тропе, но по расчетам выходит около трех или четырех миллионов человек в год. Если четыре миллиона туристов – правда, и мы учитываем, что три четверти этого числа приходятся на шесть жарких месяцев, то это значит, что в сезон на тропе ежедневно находятся примерно шестнадцать с половиной тысяч человек, или же семь с половиной человек на каждую милю тропы, то есть по человеку на каждые 200 м. По сути, немногие районы США могут похвастаться такой плотностью. Большая часть этих четырех миллионов ежегодных путешественников сконцентрирована в выходные в самых популярных местах. Это Президентская цепь в Нью-Гэмпшире, парк штата Бакстер в Майне, Маунт Грэйлок в Массачусетсе, Грейт-Смоки-Маунтинс и национальный парк Шенандоа. Эти четыре миллиона также включают в себя и тех, кто называется рибок-туристами, то есть людей, которые оставляют свою машину, проходят каких-нибудь четыре сотни метров, потом возвращаются в машину, уезжают и больше уже никогда в жизни не делают ничего столь же захватывающего дух. Поверьте мне и не слушайте тех, кто говорит, что тропа не очень людная.

Когда люди мычат что-то о том, что тропа становится очень загруженной, они имеют в виду, что приюты иногда сильно переполнены. И это правда. И все же проблема не в том, что на один приют приходится слишком много походников, а в том, что этих самых приютов очень мало. В национальном парке Шенандоа находится всего восемь хижин, каждая из которых может вместить не больше восьми человек, без стеснения их комфорта. В крайнем случае десять туристов на 162 км национального парка. Это среднее значение по всей тропе. Хотя расстояние между хижинами могут довольно сильно различаться, но в целом на Аппалачской тропе каждые 16 км встречаются приюты, хижины или что-то подобное (всего их имеется около 240). Значит, существует адекватное количество спальных мест для двух с половиной тысяч туристов на три с половиной тысячи километров тропы. Когда вы учитываете, что больше чем 100 млн американцев живут примерно в дне езды от Аппалачской тропы, совсем неудивительно, что 2500 спальных мест не хватает на всех. Тем не менее в некоторых частях тропы власти настаивают на уменьшении количества приютов, потому что считают, что это избыточное использование тропы.

И вот, как всегда в таких случаях, когда беседа перешла к теме оживленности тропы и к тому, что сейчас можно увидеть на ней дюжину людей в день, тогда как раньше редко встречали и двух, я вежливо все это выслушал и сказал:

– Вы, ребята, обязательно должны попробовать походить по Англии.

Джим повернулся ко мне и произнес добрым, но при этом весьма снисходительным голосом:

– Но, видишь ли, Билл, мы не в Англии.

И, вероятно, он был прав.

Вот вам еще одна причина, по которой я очень сильно люблю национальный парк Шенандоа и почему я не могу считаться настоящим американским путешественником по тропе под названием «Чизбургеры». Вы тут часто можете их достать, а также «Кока-колу» со льдом, картошку фри, мороженое и другие столь же прекрасные вещи. Хотя той дикой коммерциализации, о которой я говорил выше, все же тут нет. Но, слава богу, что немного духа коммерции все же в Шенандоа присутствует. Парк щедро усыпан общественными лагерями, стоянками с ресторанами и магазинчиками. И тропа, хвала небесам, наносит визит каждому из них. Рестораны, уютно расположившиеся на каждом углу, полностью противоречат духу тропы, но я ни разу не встречал походника, который бы этому не порадовался.

Кац, Конноли и я впервые столкнулись с этим на следующее утро, после того как мы попрощались с Джимом, Чаком и бойскаутами, которые направлялись на юг, а именно, когда во время ланча мы оказались на миленькой небольшой стоянке под названием «Лужки».

В «Лужках» имелись лагерь, охотничий домик, ресторан, сувенирная лавка, универмаг и просто кучи людей, разбросанных там и тут по солнечному, покрытому травой пространству (хотя это место на самом деле представляло собой большой луг, но названо оно было по имени человека по фамилии Лужок, что меня почему-то очень порадовало). Мы бросили наши рюкзаки на траву и зашли в оживленный ресторан, где с жадностью стали поглощать все самое жирное и промасленное, что у них было, затем вернулись на лужайку, чтобы покурить, отрыгнуть и спокойно насладиться процессом переваривания пищи. Пока мы лежали, опираясь на наши рюкзаки, к нам подошел турист в пресловутой соломенной шляпе, держащий в руках мороженое, посмотрел на нас и дружелюбно спросил:

– Так вы, ребята, путешествуете?

Мы ответили, что да.

– И вы сами носите на себе эти рюкзаки?

– До тех пор, пока не найдем кого-нибудь, кто смог бы сделать это за нас, – весело ответил Кац.

– И как много вы прошли за это утро?

– Ну, около тринадцати километров.

– Тринадцадцать километров? Господи! И сколько же вы еще сегодня пройдете?

– Ну, скорее всего, еще тринадцать.

– Да вы шутите! Двадцать шесть километров пешком? С этими штуками на спине? Боже, это просто удар. – И он крикнул через поляну: – Бернис, подойди-ка сюда на минутку. Ты должна на это взглянуть. – Он еще раз посмотрел на нас. – И что у вас там? Одежда и прочие вещи, полагаю?

– И еда, – ответил Конноли.

– Вы что, несете свою еду?

– Приходится.

– Ну, это сильно!

Подошла Бернис, и он объяснил ей, что мы используем свои ноги для того, чтобы передвигаться по земле.

– Разве в этом нет чего-то такого? У них вся еда и прочее в этих рюкзаках.