Жан Беливо - В поисках себя. История человека, обошедшего Землю пешком

Утром просыпаюсь с безумным приступом мигрени и расстройством желудка. Анна заставляет меня проглотить тарелку риса, который я жую безо всякого удовольствия, посылая ругательства треклятому дракону, который, конечно же, сейчас насмехается надо мной. В полукоматозном состоянии иду дальше. Неторопливо спускаюсь к национальному заповеднику Пампа-де-Галера, в котором водятся ламы-викуньи. За мех этих изящных родственниц верблюдов браконьеры дерут баснословные суммы. Из тонкой шерсти, снятой с их пушистых спинок, выделывают самую дорогую пряжу в мире. В элитном обществе изделия из этой шерсти производят настоящий фурор. Почему-то я улыбаюсь, глядя на то, как эти трогательные хрупкие «верблюжки» щиплют сухую высокогорную травку. Скоро их нежная шерстка уютно устроится на аппетитной груди женушки какого-нибудь женевского банкира.

А в долине под лучами солнца пригрелись цветы всех видов и мастей. Красочная жизнь разворачивается и на главных улицах деревушек, которые застроены маленькими домиками, разбросанными между скалистыми горами. Кухоньки здесь располагаются в отдельных постройках, и хозяйки уверенно снуют посреди бастионов чугунков, кастрюль и поварешек, развешанных над очагом. Густой дымок клубится над глиняными и соломенными крышами. Слышно, как поют птицы. Вдали какая-то женщина тянет за собой корову; другая окликает меня на кечуа, древнем диалекте инков, который я не понимаю. На ней крошечная шляпка, и она сильно смахивает на мою покойную бабушку. Девчушке с пунцовыми щечками она протягивает чашку с чем-то белым и вязким, похожим на молочную рисовую кашу. Эти очень личные сценки из чужих жизней провоцируют у меня очередной приступ ностальгии. Очень хочется остановиться и остаться здесь, поселиться среди душевных и миролюбивых людей. Здесь повсюду течет жизнь, наполненная нежностью и спокойной силой, и именно здесь, в сердце огромных гор, глядя в глубокие миндальные глазки этой девочки, маленькой дочери Анд, я пребываю в полном согласии с мирозданием.

Вот только… Хотя моя душа чувствует себя здесь прекрасно, тело никак не хочет мириться с высокогорным климатом. В животе то и дело нестерпимо жжет, и вновь начинается диарея. Работники местной транспортной компании подбирают меня по дороге возле Пукьо совершенно больного и разбитого. Следующие пару дней я отлеживаюсь на кушетке, постоянно вздыхая и не переставая стонать. Но едва возвращаюсь к жизни, как один из моих спасителей тащит меня в ресторан, где Лаура и Соломон, владельцы заведения, устраивают для меня настоящий пир, остатки которого перекочевывают в мою колясочку. Лаура заметно тревожится из-за моего самочувствия. От плато Наска я прошел всего порядка ста сорока километров, но пока еще не столкнулся ни с настоящим дождем, ни с порывами ветра… Присев напротив, Лаура трогает меня за плечо и шепотом раскрывает один страшный секрет. Давным-давно часки, знаменитые курьеры инков, в чьи обязанности входило доставлять подарки и письма с одного конца империи на другой, чтобы справиться с холодом, голодом и прочими неприятностями, которые могут застигнуть путника в горах, жевали листья коки. Говорят, что только благодаря своим верным часки инки могли каждый день наслаждаться свежей рыбой, доставленной с тихоокеанского побережья…

— И ты тоже часки, — продолжает она, — ты несешь людям послание мира. Вот, возьми! — и кладет в мою ладонь пакетик с драгоценными листиками, поясняя: — Как почувствуешь, что стало невмоготу, пользуйся. Возьми штук десять-двенадцать и засунь за щеку. Пусть выделится сок, только ты его не глотай, а выплевывай!

Помрачнев, она добавляет:

— Там дальше подъем километров на двенадцать, и кругом ни души.

Я успокаиваю и приободряю Лауру, с благодарностью принимая ее подарок.

Несколько часов спустя я попадаю в какое-то зловещее местечко, неистово воюю с дождем, пытающимся пробуравить мою кожу, и сопротивляюсь резким порывам ветра. Выхватываю из заветного пакетика несколько листиков коки и, согласно инструкции Лауры, запихиваю их в рот. Эффект незамедлительный! Не сбавляя шаг, я продолжаю свое восхождение, пока не добираюсь до небольшой плоской платформы, где решаю сделать привал. Температура где-то около нуля, но я смеюсь над холодом! И засыпаю, насвистывая, весьма довольный собой. А наутро просыпаюсь, обернутый собственной палаткой и придавленный сверху коляской, — вот как ветер за ночь постарался! Наспех пакую вещи, пока ветер не начал усиливаться.

Пересекая Орконкоча, край озер и заснеженных вершин, принимаю решение больше не прибегать к помощи коки. И дело не в том, что я побаиваюсь подсесть на эту чудесную травку и на ее тонизирующий эффект, ведь он довольно слабенький… Но, собственно, разве я ушел из своего дома ради того, чтобы погрязнуть в наркотических галлюцинациях? Предпочитаю сохранить ясность ума. Это наиглавнейшее условие для обретения настоящей свободы.

Еще дней двадцать я шагаю по безбрежью гор — череде восхождений, спусков и перепадов высот в тысячу — полторы тысячи метров. Порой складывается ощущение, что извилистая дорога под ногами — это бесконечная спираль, проложенная каким-то древним божеством майя, чтобы защитить от любопытных глаз вход в свое мистическое царство. Изредка я набредаю на деревушки, где вокруг хижин сушатся на солнце кожи и куски мяса альпаки. В Негро-Майо (что в переводе означает «Черная речка») шериф Киприано знакомит меня с двумя мужчинами, такими же путешественниками, как я, наследниками древних традиций здешних мест. Они — арриеро [25] Погонщики скота (исп.). и ведут своих лам караваном по древним тропинкам между морем и горами, то и дело останавливаясь в деревнях и обмениваясь товарами. Все вместе мы перекусываем мясом альпаки.

Нужно сказать, что довольно часто, любуясь хрупкой красотой самых разных пластов культуры, я ощущаю глубочайшее счастье: ведь в этот момент я нахожусь именно там, где и мечтал, — в пространстве вне времени, вдали от безумного мира.

8 июня, порядком разбитый, я достигаю провинции Лиматамбо у подножия гор, окружающих знаменитый Мачу-Пикчу. Это местечко — удивительная община, в которой обитатели Анд живут по своей, абсолютно демократической модели. Чтобы лишить полномочий двух владельцев этих земель, они объединились и создали полноценную демократическую структуру с долевой собственностью. В муниципальный совет здесь входят около тридцати представителей региональных объединений, и всякое решение принимается только в тесном сотрудничестве с гражданами.