Альфред Лансинг - Лидерство во льдах. Антарктическая одиссея Шеклтона

Многие бесцельно бродили по берегу, спотыкаясь о гальку или наклоняясь, чтобы поднять горсть камней. Некоторые просто ложились на землю, чтобы почувствовать ее твердость и надежность. А несколько человек какое-то время просто сидели, неудержимо дрожа и бормоча что-то невнятное себе под нос.

И тут взошло солнце. В его свете лица людей казались мертвенно бледными от истощения и обморожения, а также постоянного воздействия соленой воды. Круги под глазами были настолько темными, что казалось, будто глаза запали неправдоподобно глубоко.

Грин приготовил молоко так быстро, как только смог, и вскоре каждая кружка была полной. Они выпили его обжигающе горячим, почти кипятком, и постепенно тепло начало растекаться по телам, успокаивая напряженные до предела нервы, заставляя оттаивать заледеневшую кровь.

От того места, где они сидели у жировой печи, до скал на краю острова было около пятнадцати ярдов. Эти скалы поднимались ввысь на восемьсот футов, далее их рельеф слегка сглаживался, а потом они снова взлетали вверх примерно на две с половиной тысячи футов. Небольшой клочок земли, убежище команды, был усыпан гравием и относительно насыщен жизнью. «Жирная земля по антарктическим меркам», — писал Джеймс. Ближе к берегу, у кромки воды, грелись на солнце около десятка тюленей. Высоко на скале люди увидели небольшую колонию антарктических пингвинов, а из воды иногда выныривали папуанские пингвины, чтобы посмотреть, что за странные существа вышли из моря. Были там и другие птицы: чайки-поморники, бакланы и капские голубки.

Шеклтон стоял посреди команды. Он снял шапку, и длинные, давно не стриженные волосы упали ему на лоб. Он поник и ссутулился от навалившихся на него забот, а голос так охрип от крика, что он мог говорить только шепотом. И все же Шеклтон был счастлив. Это победа, успех, потому что он, наконец, стоял на твердой земле в окружении своих людей.

Они мало разговаривали, пока пили молоко. Казалось, каждый думает о чем-то своем. Многие плохо держались на ногах из-за усталости и длительной качки — вестибулярный аппарат с большим трудом справлялся с такими нагрузками. После передышки все отправились на охоту. Добычей стали четыре тюленя, туши которых тут же разделали, нарезав на толстые стейки, и сразу же извлекли из них жир для печи. Грин принялся жарить мясо, пытаясь уложить на жаровню сразу как можно больше кусков. Остальные ставили палатки и выгружали вещи из шлюпок.

Когда все было готово, сели есть. Это был не завтрак, не обед, не ужин — а один большой и долгий прием пищи. Как только съели первую порцию стейков, Грин принялся жарить следующую. Когда новая порция была готова, все бросали свои занятия и снова садились есть. К трем часам дня они наелись до отвала.

Наступило время сна. Расправили и отжали вымокшие спальные мешки, что не очень помогло, поскольку они все еще были очень влажными. Джеймс писал: «Легли, уснули и спали так, как никогда еще не спали: абсолютно мертвым сном, без сновидений, убаюкиваемые криками пингвинов, не обращая никакого внимания на влажные спальные мешки». То же самое чувствовали и остальные. «Как прекрасно, — писал Херли, — проснуться среди ночи, услышать пение пингвинов под музыку моря, снова уснуть, снова проснуться и понять, что все это реально: мы на земле!»

Многих той прекрасной ночью будили, отправляя на дежурство, но даже это казалось едва ли не приятным времяпрепровождением. Ночь была спокойной, на небе ни облачка. Луна освещала компактный каменистый пляж, омываемый волнами, — картина полного умиротворения. Более того, Уорсли писал, что за час дежурства каждый дежурный успевал «поесть, погреться у огня в жировой печи, пока следил за ним, высушить одежду, поесть и еще раз поесть, перед тем как снова идти спать».

Шеклтон разрешил всем спать до половины десятого утра. Но уже во время завтрака по лагерю поползли неприятные слухи, а когда все закончили есть, Шеклтон подтвердил тревожные предположения. Его решение шокировало людей. Им придется идти дальше.

Вряд ли можно было представить более деморализующее развитие событий. Всего двадцать четыре часа назад им удалось избежать мертвой хватки моря, а сейчас приходилось снова туда возвращаться… Но необходимость действовать так даже не подвергалась сомнению. Они знали, что смогли высадиться здесь лишь по счастливому стечению обстоятельств. На скалах выше берега виднелись следы приливных волн и шрамы от бурь, говорившие о том, что эту часть острова очень часто затапливает. Место, где находился сейчас их лагерь, было надежным только в хорошую погоду, пока уровень воды оставался довольно низким.

Шеклтон приказал Уайлду собрать команду из пяти человек и пройти на «Уиллсе» на запад вдоль берега в поисках более надежного места для лагеря. «Уиллс» вышел в одиннадцать часов. Остальная часть команды весь день неторопливо занималась рутинными делами. Палатки разобрали и переставили выше по берегу, отыскав небольшой утес, на котором было достаточно места. Припасы подняли еще выше на случай непредвиденного шторма.

Б о льшую часть дня все просто наслаждались жизнью. Многие до сих пор слегка прихрамывали после шести дней, проведенных в скрюченном состоянии на шлюпках, и сейчас впервые осознали, в каком ужасном напряжении находились так долго. Они поняли это по странному нараставшему в глубине души чувству, которое не испытывали с тех пор, как покинули «Эндьюранс». Это было чувство безопасности. Осознание того, что в принципе теперь можно ничего не бояться. Конечно, опасность и сейчас могла подстерегать их, но разве сравнишь ее с тем постоянным ощущением катастрофы, которое так долго их преследовало? Людям в буквальном смысле было тяжело впустить эту мысль в сознание, привыкшее постоянно быть начеку.

Например, теперь они могли просто спокойно и радостно наблюдать за птицами, не рассматривая их как предвестников чего-то хорошего или плохого — раскрывающихся льдов или надвигающейся бури. Сам остров заслуживал большего, чем беглый осмотр. Скалы, тянувшиеся вдоль береговой линии, напоминали огромную стену, выросшую перед морем. Ледники сползали вниз со всех сторон до самой воды, и яростные волны постоянно отламывали от них новые куски. То и дело в воду падали либо совсем маленькие, либо похожие на небольшие айсберги обломки льда.

Свирепость этой земли, по всей видимости, усугубляла суровость погоды. По каким-то неясным метеорологическим причинам дикие, напоминающие небольшие торнадо вихри то и дело срывались с вершин скал, разбиваясь о воду и превращая ее в пенные водовороты. Хасси считал, что это «вилливау» — внезапные потоки ветра, характерные для прибрежных территорий в полярных районах. Один из них, по всей видимости, едва не поймал «Докера» предыдущим утром.