Василий Юнкер - Путешествия по Африке

Я уже упоминал, что с наступлением дождливого периода снова начался сбор определенных видов термитов. Процесс собирания следующий: уже за несколько недель заранее люди выбирают себе среди многих термитовых холмов те, у которых они хотят собирать термитов при выползании последних. Для этой цели они выкапывают у основания холма круглую яму в фут ширины и несколько футов глубины. Таким образом, место считается закрепленным за определенным лицом, и никто не прикоснется к нему. Мои слуги проделали то же самое и приготовили несколько длинных пучков сухой травы, заменявших здесь обычные смоляные факелы. Дождливые дни и большая влажность неблагоприятны для взлета насекомых, зато по вечерам, после солнечных дней, туземцы с уверенностью ожидают его. Как только появляются термиты, люди садятся повсюду на корточки с факелами,

каждый у своей, ранее намеченной им, выкопанной ямы. Выползающие термиты-самки, не взлетая, направляются на огонь, другие взлетают и также летят на огонь, а остальным удается скрыться. Слетевшихся и приползших термитов массами сгребают в ямы, откуда собирают в сосуды или мешки.

Собирание термитов

Бондорф, которого я ожидал с нетерпением, прибыл, к моей радости, 27 февраля. Первым явился Дзумбе, который был с Бондорфом. Они без происшествий переправились через Уэле и быстро нашли носильщиков для их небольшого количества багажа. Бондорф заночевал в пути, тогда как Дзумбе поспешил ко мне. Мои люди также радовались, что мы, заброшенные, наконец очутились в обществе своих, и половину ночи ликовали по этому поводу. Рано утром Дзумбе с Фараг’Аллой и Белалом пошли к Бондорфу, который вскоре явился и доставил успокоительные известия, что его миссия удалась. Географических результатов его путешествия я не касаюсь, так как я лично ознакомился с теми северными областями. Все же Бондорф и на этот раз точно заснял с компасом и часами свою дорогу, и обработка его заметок заполнила в течение последующих недель много моих рабочих часов.

В отношениях с абармбо до сих пор ничего не изменилось. Так как я со времени появления мнимых послов от амезима и Базингебанно ничего о последних не слыхал, я отправил туда 3 марта Дзумбе и Белала с подарками. Их сообщения были, однако, печальные, так как подтвердилось мое предположение, что Базингебанно никогда не направлял ко мне послов, а слуги встретили очень суровый прием; амезима угрожали даже им смертью, если они еще раз появятся, а вождь иронически заявил, чтобы я принес с собою побольше бус и материи. Таким образом, исчезала последняя надежда добраться с помощью амезима до Бакангаи. Также рушилось мое намерение доставить заранее назад на станцию в стране мади большинство багажа. Я должен был укрыть мое имущество, прежде чем приступлю к выполнению новых планов. Для этой цели я гарантировал Мамбанга-Занде хорошее вознаграждение его носильщикам и сказал, чтобы он постарался на подобных же условиях договориться с благонадежными абармбо, но все старания были безуспешны, более того, теперь обнаружились действительные намерения Мамбанга-Занде, и он открыто жаловался на мое желание возвратиться назад. Он надеялся именно на то, что к нам прибудет помощь с севера. Тогда мы напали бы на абармбо, а он извлек бы из этого выгоду; он надеялся даже на то, что люди с ружьями разместились бы у него. Почти в том же духе, в котором он мне за день до этого сообщил слух о предполагавшемся нападении на меня со стороны амезима, он безрассудно потребовал, чтобы я здесь оставался подольше. Сверх того, он при этом непрерывно жаловался, что у него нет достаточно продовольствия для нас и что абармбо равным образом обязаны поставлять его, так что я должен послать вождям палочки в таком количестве, сколько я хочу иметь гроздьев бананов, ибо так обычно поступали в подобных случаях начальники со своими подчиненными. Этого я, конечно, не сделал, так как результатов все равно не было бы. Более того, я старался избегать всего, что могло возбудить недовольство абармбо.

Теперь моей, бесспорно, самой тяжелой заботой был вопрос, как я прокормлю своих людей. Чтобы самому не умереть с голоду, у меня было еще много съестного, но чтобы насытить слуг, запас был недостаточен; к тому же Бондорф взамен сбежавших от него слуг у Ндорумы нанял трех других юношей, так что теперь надо было кормить девять мужчин и пять девушек. Благодаря моей постоянной заботе на случай голода я имел еще много разного местного продовольствия, полученного в первое время пребывания у Мамбанга-Занде. Тогда вождь доставил много бананов, из которых незрелые были тотчас же разрезаны и завялены на солнце и, по мере надобности, перерабатывались в муку. Были также сладкие бататы. Девушки ежедневно искали дикорастущую мелухию (Corchorus olitorius), разваренные листья которой составляют излюбленную клейкую приправу к мучной каше у нубийцев. Я предпочитал дикорастущую мелухию культивируемой у арабов, потому что она менее клейкая. Дикорастущая мелухия является в то же время культивируемым в Индии растением для производства джутовых волокон. Джут здесь достигает гораздо больших размеров, чем садовое растение. Я распорядился также сделать запас тыквенных семечек, которые, будучи растерты и сварены с курицей, являются вкусной пищей. Зато недоставало главного — зерна, и я мог поэтому только через день печь немного кисры из телебуна и маиса, и то лишь для Бондорфа и себя. В остальное время лепешки из банановой или смешанной муки пеклись только в самом ограниченном количестве. При всем том вначале экономили главные запасы. Лишь позже, после прибытия Бондорфа, за неимением другого я принялся за этот запас, и мы питались им, если случайно охота не обеспечивала нас мясом, чаще всего цесарками.

Тем временем слуги построили еще одну хижину для Бондорфа, несколько небольших для себя и просторный навес для моих работ. Все это, однако, стояло открыто в дикой местности, в отдалении от поселений, которые все же окружены по крайней мере полями и банановыми плантациями, вокруг же наших хижин густая трава достигла уже опять нескольких футов высоты. Отсутствие какого-либо ограждения не давало чувства даже относительной безопасности, как ни привыкает путешественник с течением времени смотреть спокойно и хладнокровно на то, что вначале кажется опасным.

Предположение Мамбанга-Занде, будто к нам должна прибыть помощь с севера, имело, во всяком случае, свое основание, и я сам, после того как потерпели крушение все мои попытки, надеялся на эту помощь.

Была вероятность, что Осман-Бедауи по пути к Бакангаи явится ко мне, но до того могли пройти многие месяцы. Зато Саса должен был скоро отправиться в свои вассальные области и при этом прибыть к Уэле. Я рассчитывал с помощью Сасы и его людей выбраться из той западни, в которой находился. Другого выхода для нас я не видел. Но и поездка Сасы могла затянуться, если только он раньше не узнал о моем положении, и поэтому я решил отправить к нему послов. Несколько его драгоманов были размещены у начальников абармбо к северу от Уэле. Они проводили Бондорфа сюда, и я велел Дзумбе пойти за одним из них. Его сообщение укрепило мое намерение дать знать Сасе о моем положении. Он сказал, что эмбата без содействия Сасы доставят мне большие затруднения и оставят меня под открытым небом у Уэле; будто они теперь поощрены к насилию своими соплеменниками, перевернувшими в свое время лодку с воинами Сасы посредине Уэле. 9 марта драгоман ушел в сопровождении Дзумбе, в защите которого он нуждался до области амади. Я держал втайне поручение, данное мною Дзумбе, и объяснил его отъезд желанием получить у амади давно ожидаемую корреспонденцию. Но то, что служило лишь отговоркой, стало истиной благодаря благоприятному случаю, и Дзумбе действительно принес долгожданную почту из Европы, когда 12 марта возвратился со многими драгоманами из их стоянки у Мбиттимы. С сентября прошлого года, когда я находился с Земио в лагере у реки Уэле, я не получал никаких известий с родины. Корреспонденция застала меня в очень затруднительном положении, во вражеском, воинственном окружении. Письмо Джесси-паши опечалило меня, так как оно принесло известие о неудаче его поездки в Хартум и сообщение, что начатое им дело в этих странах перейдет в другие руки. Одновременно я узнал, что Джесси-паша освобожден от управления областью Мангбатту, которое передано Эмин-бею, губернатору Экваториальной провинции. Дзумбе доложил мне, что драгоман уехал со станции Махмуда к Сасе. По всем расчетам, должен пройти по крайней мере месяц, прежде чем придет ожидаемая помощь. Пока же надо еще прожить плохое время. Питание людей становилось все более затруднительным. Попытки купить продовольствие большей частью терпели крушение, потому что туземцы, не зная никакой меры стоимости для своих продуктов, ставили такие требования, что возмущенные слуги возвращались с пустыми руками. Так как у меня теперь было слишком много прислуги, я отправил на время назад на станцию Махмуда четырех юношей и двух девушек с Фараг’Аллой. Позже за ними последовала кухарка Заида, долгое время болевшая и нетрудоспособная. Я сам чувствовал себя достаточно хорошо, не считая случайных легких приступов лихорадки и недостаточного питания вследствие расстройства желудка, которое я лечил строгой диетой, питаясь только отварным рисом.