Василий Юнкер - Путешествия по Африке

Вечером он прислал мне кур, мериссы и второго шимпанзе, на второй день — большое количество кунжута, три корзины, полные маиса, и сверх этого муки и каши для слуг. Я, в свою очередь, также одаривал его различными предметами, которые посылал время от времени, и таким образом самые незначительные подарки доставляли ему радость; он по-детски восторгался всем, что видел у меня. Блестящие предметы, лезвия ножей, в которые он мог смотреться, как в зеркало, особенно притягивали его, так же, как и фотографии, которыми он готов был любоваться ежедневно. Отдельные картинки он вскоре научился распознавать и самостоятельно давал им объяснения, соответствующие окружающей среде, выражая при этом живейший интерес. Он соблюдал приличие в значительно большей степени, чем другие его соплеменники, не предъявляя никаких нахальных требований. Поэтому я не боялся открывать перед ним самые ценные из моих ящиков, поражая его содержимым некоторых из них. Когда он однажды выразил желание получить чашу для питья, я ему преподнес пустую консервную банку с изображением фабрики и выставочных медалей, о которых подробно рассказывал. Подобные вещи служили мне часто подарками для негров. Я показывал ему также ружье и револьверы и разъяснял их механизмы, причем сам Бакангаи разбирал и снова собирал револьвер, обнаруживая полное понимание его устройства. Правда, у него появилась прихоть завладеть оружием; но когда я ему объяснил, что буду нуждаться в нем сам, он тут же от него отказался. Зато я исполнил его желание, подарив ему несколько картинок из иллюстрированной книги; он сам выбрал знакомые ему изображения петуха, цесарки и т. д. Я вырезал их ножницами и подарил также в придачу и ножницы.

Прием у шейха Бакангаи

Как только он овладел соблазнявшим его инструментом, в нем пробудилась жажда уничтожения, и он с детской радостью стал вырезать дыры в одежде сидевших рядом юношей и подрезать волосы детям. Делал он это с таким усердием, что вскоре они все оказались совершенно остриженными, к большой радости властелина и его окружающих. Я показал ему также всю посуду и утварь и разъяснил их назначение. Бакангаи, со своей стороны, задавал вопросы и даже давал объяснения своим приближенным. Только есть он не хотел ничего из того, что я предлагал ему, кроме хлеба. Но его приближенные должны были принести себя в жертву; с опасностью быть отравленными они пробовали столь странные вещи, как сардины, которые доставались из жестянки, вскрываемой угрожающим способом, таинственный черный кофе и т. п., причем некоторые корчили недовольные мины. Я должен был также снабдить его подарками для его жен, дать ему образцы предметов европейского обихода, чтобы он мог им также разъяснить их употребление, как он это делал в отношении своей свиты при мне.

Странной казалась мне окружающая Бакангаи целая толпа маленьких мальчиков, которые его повсюду сопровождали и постоянно сидели возле него на корточках. Частично это были его сыновья и сыновья его братьев, в том юном возрасте, в котором подобного рода правители охотно видят их около себя. Младшие мальчики пользовались большей свободой в обществе властелина, чем их подросшие братья, которым предстояло в ближайшее время познакомиться с неограниченной властью их отца-повелителя. Поэтому они держались на почтительном расстоянии и приближались только по особому требованию.

Заканчивался 1881 год и приближался третий год моего африканского путешествия.

Я часто проводил время в мбанге и в собственных хижинах Бакангаи, которые находились на расстоянии пяти минут ходьбы от моего дома. Все, что я там видел, своими большими масштабами говорит о величии и могуществе африканского властелина. Большое количество хижин, размеры расчищенной площади и помещения для собраний — все было сверх моего ожидания и даже превосходило все, что я видел до сих пор у африканских властителей. Все носило на себе неподдельную печать могущественной старой династии азанде, которая в северных областях находилась уже в упадке.

Жилые хижины властителя были расположены на свободной площади, которая тянулась с востока на запад примерно на тысячу шагов и в ширину достигала пятисот шагов, суживаясь к западу. Около двухсот хижин для рабынь стояли в два ряда у края площади. Восточная, более широкая часть площади была заботливо очищена от травы и служила для ежедневных собраний. Там восседал Бакангаи под деревом, в то время как на почтительном расстоянии от него, в соро-ка-пятидесяти шагах, на длинных стволах деревьев сидели собравшиеся. Рядом находилось помещение для собраний с навесом, защищавшим от дождя и солнца, длиной 65 шагов и шириной 25 шагов, напоминающее наш манеж. Художественно сплетенная из листьев крыша покоилась на многочисленных столбах, которые в средней линии подпирали конек крыши, а по бокам многими рядами поддерживали ее наклонные скаты. Глиняная стена высотой в 1,5 м окружала галерею, в которой поэтому, несмотря на открытые на все стороны отверстия дверей, было наполовину темно. В одном углу находилось отгороженное помещение, куда повелитель удалялся для размышлений. В украшениях также не было недостатка, так как талантливый художник-занде воспроизвел на стенах различные предметы с натуры, хотя в грубых очертаниях, но легко распознаваемые. Чаще всего я видел метательный нож «пинга» со многими лезвиями, попадались также наивные рисунки с изображениями черепах, птиц и змей. Постройка производила впечатление только своими громадными размерами, но по архитектуре не выдерживала никакого сравнения с прекрасными художественными строениями племен мангбатту. Азанде недостает чувства меры и терпения для работы, требующей много времени. Даже не был выровнен земляной пол этого большого зала, так что основания его стен были углублены больше, чем средняя часть строения, и конек крыши образовывал выгнутую линию. Много других больших хижин стояло в стороне от галереи для собраний, как принято у азанде, круглые, с глиняными стенами и конической крышей. В западной части площади, за забором, возвышались частные строения вождя; такой же забор тянулся к югу, за длинным рядом хижин рабынь. Там, в тени деревьев и на границе банановых зарослей, были расположены помещения избранных жен Бакангаи. Повелитель повел меня также на эту арену его чувственных наслаждений и предложил мне по возможности принять в них участие. Мне преподнесли мучную кашу телебунового зерна с приправкой из тыквенных семян; не без моего участия были также открыты шлюзы прекрасного негритянского пива. Действительно, этот приготовленный из телебунового солода напиток был превосходен, нигде я не пил лучшего пива, чем у Бакангаи, пиво, которое оказалось лучше всех видов издавна славившегося пива этой страны. Ничего удивительного в том, что я вдоволь насладился преподнесенным мне женской рукой напитком, затем даже похитил, конечно, с согласия властелина, если и не одну из малособлазнительных красавиц, то прекрасный, с изящной ручкой, сосуд из тыквы. Толпа маленьких мальчиков и здесь окружала нас, в то время как все взрослое поколение не допускалось в рай Бакангаи.