Василий Юнкер - Путешествия по Африке

Но управители различных станций незаконно присваивали некоторое количество коров; козы же, как я уже говорил, оставались в частной собственности тех, кто их украл, или их хозяев.

В области какуак заболевшие могли быть спокойны, что не погибнут, если отстанут от каравана, что, безусловно, постигало всех больных и обессиленных, отставших во вражеской стране. Негр, даже тяжело больной, старался следовать за караваном, хорошо зная, как мало значит его жизнь не только для врагов, но и для людей не его племени.

К чести арабов (нубийцев, донколанцев) надо сказать, что, в случае заболевания слуги или раба, они передавали его на попечение одного из вождей, оставляя для пропитания больного зерновые продукты и т. д. Но несомненно, что при этом преследовалась больше собственная выгода, чем проявление сердечной доброты.

Мы возвращались в Римо той же дорогой, по какой направлялись в Калика, за исключением одного, более короткого западного отрезка пути. Я прибыл в зерибу в обществе Ахмет-Атруша, а векиль Абд’Алла Абу-Сед, прибывший днем раньше, приготовил нам прием.

Походом в область Калика завершилось мое путешествие по области Макарака. Я начал думать о возвращении в Европу.

С удовлетворением мог я сказать, что мои путевые географические записи путешествия по негритянским странам представляли собой непрерывную работу, без единого дня пробела. Ежедневно, во время походов, в соответствии с особенностями местности и направлением пути, я замерял углы очень часто. По возвращении в Кабаенди, в конце января 1878 года, эти работы по записям дорог прекратились, так как я поехал в Ладо по уже знакомым дорогам.

Обратный путь в Хартум не представлял ничего нового, о чем стоило бы писать.

Через несколько дней по прибытии в Хартум, сделав и приняв обычные визиты, я опять приступил к наведению порядка в своей коллекции. Кроме многих предметов, привезенных мной из Макарака и Ладо, у меня была еще купленная этнографическая коллекция, собранная другими. Я считал себя вправе взять эту коллекцию еще и потому, что она, как и составленные мною коллекции, предназначалась для музеев моей родины.

Двойная миска азанде

Еще раньше я передал французскому торговцу Марке, постоянному жителю Хартума, для отправки в Европу собранные этнографические и зоологические предметы, упакованные в тридцати ящиках. Но только часть их достигла Петербурга в пригодном состоянии. В Бербере ящики промокли, и многое пришлось переупаковать. Причины этого несчастья я так и не узнал. Говорили, что Нил, вследствие сильных дождей, вышел из берегов и залил склады Марке. Вскрыв полгода спустя ящики в Петербурге, я, к своему крайнему сожалению, увидел, что все шкуры и чучела сгнили, горшки и все легко бьющиеся вещи были разбиты. На сильном зимнем холоде содержимое ящиков, из-за проникшей внутрь воды, превратилось в ледяной ком. К счастью, большая часть этнографической коллекции сохранилась, и я передал ее Императорской Академии наук в Петербурге, в му-Двойная миска азанде зее которой она выставлена.

Перевод с немецкого М. А. Райт-Кангуп

Когда в сентябре 1878 года, после моего первого путешествия в египетские страны негров, я снова очутился в родном Санкт-Петербурге, я даже и не думал о вторичном путешествии. Но судьба решила иначе. Уже в ближайший год, также в сентябре, я был на пути в Александрию, чтобы предпринять второе путешествие в Центральную Африку.

Я провел зимние месяцы в северной столице, деля время между работой и общением с товарищами. Благодаря последнему во мне созрело решение предпринять новое путешествие. В июле я простился в Петербурге со всеми, кто был мне мил и дорог. Последующее время в Берлине я посвятил снаряжению предстоящей экспедиции. Я намеревался начать продолжение своей экспедиции с той же самой области, в которой закончил свое путешествие в прошлом, 1878 году, и провести картографическое исследование присоединенных к Египту на юге и на западе областей негров; я приспособлял заготовляемое снаряжение к условиям путешествия в этих странах.

Мой слуга Фараг’Алла, которого я взял с собою в Европу после моего первого путешествия, возвращался со мной в Африку.

10 октября 1879 года на пароходе «Прогресс» я отплыл в Александрию. 16 октября в Александрии я снова ступил на африканскую почву. Первой целью моего путешествия был Хартум, до которого я хотел, по возможности, скорее добраться через Суакин и на этот раз через Бербер. Ящики, упакованные еще в Берлине для верблюжьего транспорта, я послал из Александрии прямо в Суэц, а большую часть багажа, пришедшего из Парижа в адрес русского консульства в Александрию, велел отправить в Каир. Там я предполагал этим снаряжением, с дополнением предметов, которые считал более целесообразным приобрести в Египте, нагрузить новый караваи верблюдов.

Господин Пирон весьма любезно согласился произвести сверку моих инструментов для метеорологических наблюдений. От господина Марке, продолжавшего дело брата, умершего в прошлом году в Хартуме, я получил более точные сведения о судьбе, постигшей мои коллекции. Многие ящики во время наводнения в Бербере буквально плавали; позже, по дороге из Бербера в Суакин, они были оставлены погонщиками каравана в безлюдной местности без надзора. По прибытии ящиков в Суакин они были обложены пошлиной, так как их рассматривали, как собственность старого Марке, который якобы лишил себя жизни в тот промежуток времени. Об отправке коллекции в Европу не было и речи. Лишь когда вмешалось русское консульство, египетское правительство назначило расследование, в результате чего я зимой получил их в Санкт-Петербурге. По возвращении из Александрии в Каир я неожиданно встретил, к моей большой радости, своего большого друга, Георга Швейнфурта, возвратившегося последним пароходом из Европы в Египет. До моего отъезда из Каира мы провели с ним много приятных и полезных часов. Швейнфурт был и остался для меня и впредь дорогим, верным и бескорыстным советником.

Воспоминание о Родине

Новый 1880 год я решил встретить достойным образом в кругу некоторых друзей и со стаканом вина вспомнить о Родине. К вечеру моя гостиная была празднично украшена. Русский флаг, дорогой подарок петербургского египтолога господина Г. {46} 46 Речь идет о Владимире Семеновиче Голенищеве (1856–1947), выдающемся русском египтологе. На свои средства вел раскопки в Египте. Собрал коллекцию египетских древностей, которая находится в Москве, в Музее изобразительных искусств им. Пушкина. В. С. Голенищев долгое время был хранителем египетского отдела Государственного Эрмитажа в Петербурге. , украшал стену. Я приготовил своим друзьям сюрприз: читатель, наверное, улыбнется, узнав, что он состоял из трех различных блюд, приготовленных из картофеля, которого я захватил с собою корзину, чтобы попытаться посадить в Африке.