Тим Северин - По пути Синдбада

Постепенно мы впали в зависимость от поведения нашего корабля. Когда «Сохар» штилевал, то и мы впадали в апатию, а когда поднимался ветер и корабль уверенно шел вперед, то приходили в состояние необычайной активности, воодушевленные тем, что снова движемся к цели. И, словно отзываясь на наш душевный подъем, корабль разгонялся, как набирающий скорость курьерский поезд. Даже при временном парусном вооружении «Сохар» шел со скоростью шесть-восемь узлов, приближая нас к долгожданной земле.

Когда «Сохар» уверенно шел вперед, работы на судне было немного, и, выполняя ее, оманцы, в такое время пребывавшие в приподнятом настроении, шутили и балагурили, а по окончании вахты занимались любимым делом: ловили рыбу. Раньше я неизменно напоминал Салеху и Эйду, чтобы они, забираясь наверх по вантам, соблюдали предельную осторожность. Однако затем я понял, что мои предостережения бесполезны. Салех и Эйд их пропускали мимо ушей и при необходимости смело лезли наверх, нимало не заботясь о том, что могут свалиться на палубу с пятидесятифутовой высоты. Заделалась верхолазами и часть европейцев, и можно было видеть, как Питер, самый сильный из нас, расположившись у топа мачты, работает вместе с Эйром, отличаясь от своего компаньона лишь цветом кожи. Со временем я стал оценивать силу ветра и положение дел на судне, не выходя из каюты, руководствуясь лишь голосами оманцев. Если они балагурили, за корабль можно было не опасаться; взволнованные и резкие голоса говорили об усилении ветра, а если на палубе устанавливалась необычная тишина, я понимал — мне на палубу: оманцы ждут моих указаний.

Когда ночью на судно налетал шквал, обычно сопровождавшийся тропическим ливнем, оманцы высыпали на палубу, тревожно переговариваясь, и принимались за дело, а оказавшись (после того как стихия утихомирилась) в трюме, они, озябшие и промокшие, тут же начинали готовить «непревзойденное снадобье от простуды». Оманцы брали с фунт фиников, большое количество чеснока, заправляли эту странную смесь растительным маслом и разогревали ее на имевшейся у нас небольшой спиртовке. Получалась клейкая жирная масса, которую знахари отправляли со смаком в рот, орудуя пальцами. Должен признать, снадобье помогало. Однако б ольшая часть европейцев от него воротили нос, и напрасно: время от времени они простужались. От этого снадобья была и другая польза, правда, сомнительная: когда опять начинался дождь (теперь не представлявший опасности) и люки задраивали, запах чеснока перебивал запах сероводорода.

Рыбы, сопровождавшие наш корабль, не оставляли «Сохар» даже в штиль. Из воды то и дело выскакивали, чтобы снова уйти под воду, шестидюймовые рыбки, которые, по всей видимости, охотились на еще более мелких рыб. Когда мы плавали и ныряли вблизи корабля, то всякий раз обнаруживали целую колонию морских обитателей. Около руля постоянно крутилась стайка рыб-лоцманов; в щели ахтерштевня нашел себе прибежище краб. По случаю можно было увидеть, как он в поисках пропитания путешествует по корпусу корабля или как он бесстрашно прыгает в воду, чтобы схватить замеченную поживу, а затем вместе с ней спешит в свое убежище. Около корабля вечно плавали и реморы, серо-зеленые рыбки с присоской на голове — бугристой пластиной, напоминающей подошву теннисных туфель. Реморы эти досаждали оманцам, нашим самым заядлым и уловистым рыболовам. Когда ремора хватала приманку, то, пытаясь избежать горькой участи, присасывалась к корпусу корабля. Рыболов по тугому натяжению лесы предполагал, что клюнула крупная рыба, а на поверку оказывалось, что это всего лишь небольшая ремора.

Однажды мы стали свидетелями необычного оживления вблизи нашего корабля. Первыми переполох подняли птицы. Сбившись в стаю, они начали кружить впереди «Сохара», оглашая воздух громкими тревожными криками. Затем вода забурлила. Это крупные рыбы стали выскакивать на поверхность и с шумом плюхаться в воду. Другие рыбы, видимо половчее, во весь опор неслись по гребням волн. Когда мы подошли ближе, то увидели, что все эти рыбы — тунцы и их сородичи, альбакоры. Один четырехфутовый альбакор промчался мимо носа «Сохара», точно торпеда, блеснув серебром. Через несколько минут мы поняли причину необычного поведения рыб. На них охотилась огромная стая дельфинов, расположившаяся большим полукругом, поперечником в милю, а то и больше.

«Сохар» оказался в центре этого полукруга. Дельфины виднелись повсюду: вокруг носа, бортов, кормы. Одни загоняли рыб в полукруг, постепенно смыкавшийся, другие держали строй. Но вот полукруг превратился в круг, и дельфины, нарушив строй, устремились в атаку.

Рыбой промышляли не только дельфины. На пути к Суматре мы встретили корейское рыболовное судно, матросы которого высыпали на палубу, чтобы поглазеть на странный корабль. В ночь на 13 апреля мы увидели ходовые огни нескольких судов прибрежного плавания и поняли, что мы недалеко от земли. Ветер «Сохару» благоприятствовал, и мы быстро приближались к северной оконечности Суматры и к входу в Малаккский пролив.

Двумя днями позже мы вошли в район оживленного судоходства, где постоянно курсируют контейнеровозы и танкеры. Едва мы приблизились к Малаккскому проливу, как оказались на пути у вереницы из девяти или десяти огромных судов. Как нарочно, пошел сильный дождь, видимость резко снизилась, и «Сохар» стал походить на слепца, ступившего под дождем на скоростной ряд автобана. Положение было крайне тревожным. Мы вглядывались во тьму и видели то тут, то там силуэты огромных судов, похожих на призраки, каждый из которых грозил реальными неприятностями. Разве ожидает кто-нибудь встретить в этом районе парусник? А радиолокационный сигнал, отражавшийся от нашего деревянного корабля, был таким небольшим, что даже если и принимался радаром, то, скорее всего, расценивался как невразумительная помеха. Сам «Сохар», не имевший двигателя, вряд ли бы сумел избежать столкновения, если бы из окружавшей мглы внезапно явился корабль, идущий прямо на нас. Исходя из сложившейся обстановки, я принял решение как можно быстрее пересечь под прямым углом путь, которым следуют корабли, курсирующие в этом районе. Через три часа положение изменилось к лучшему: тучи рассеялись, на небо высыпали яркие звезды, судов видно не было. Однако, определив местоположение нашего корабля, я пришел к заключению, что корабль снесло на север, и потому принял решение идти к Веху, острову, находящемуся в десяти милях от северной оконечности Суматры.

Однако нам снова не повезло: ветер утих, и наступил штиль. До Веха оставалось миль сорок, но подойти к нему мы пока не могли.

Зато нам неожиданно удалось запаслись топливом, что было весьма своевременно: команда несколько дней не ела горячей пищи. Топливом послужили плавающие обломки деревьев: корни, ветки, полузатопленные стволы, смытые с берегов Суматры. Выловленное дерево высушили на солнце, и вскоре довольный появлением топлива Ибрагим опять стал кормить нас горячей пищей. Когда мы наконец подошли к Веху, наши цистерны были полны пресной воды, на борту имелся двухмесячный запас засоленного акульего мяса и наконец опять появилось топливо для нашей жаровни. Словом, со времени ухода со Шри-Ланки мы за время долгого перехода, как и раньше, ни в чем особенно не нуждались, сумев своими руками обеспечить свои потребности. Подойдя к Веху, мы встретили океанскую яхту «Регина Иоанна», экипаж которой не только помог нам войти в гавань Сабанга, порта на этом острове, но и одарил нас по случаю Пасхи домашним печеньем и шоколадными яйцами.