Александр Городницкий - Атланты. Моя кругосветная жизнь

Поворотную роль в моей судьбе сыграл 1970 год, когда после четырехлетнего перерыва я снова попал в большую зарубежную океанологическую экспедицию в Северную Атлантику, на этот раз уже не на военном судне, а на научно-исследовательском судне Института океанологии имени П.П. Ширшова Академии наук СССР «Дмитрий Менделеев», и познакомился в этой экспедиции с Игорем Михайловичем Белоусовым, руководившим там геофизическим отрядом.

Попал я в этот рейс случайно, в состав магнитной группы, с подачи моего приятеля – магнитчика из Института океанологии Толи Шрейдера. Вместе с ним и другим геофизиком, Жорой Валяшко, мы довольно дружно проплавали все четыре месяца. Наш начальник, Игорь Михайлович, своей опекой нам особенно не досаждал и в магнитные дела не вникал, предоставляя полную свободу действий. Не по годам грузный, любитель вкусно поесть и выпить, бывший, как выяснилось, морской офицер, переквалифицировавшийся в геоморфолога и защитивший кандидатскую диссертацию, Белоусов обладал совершенно уникальной доброжелательностью, сочетавшейся с не менее редким оптимизмом. Память у него была удивительная, особенно на диковинные экзотические географические названия, которых он знал множество. «Это что, – заявил он, когда я как-то раз выразил ему свое восхищение диапазоном его географических и литературных познаний. – Я тебя познакомлю с моей московской бандой, особенно с Эйдельманом и Смилгой – вот это люди!» Именно от него я услышал впервые историю о нестандартной «лицейской» дружбе, связывающей уже долгие годы выпускников их класса 110-й арбатской школы, и восторженные рассказы о его друзьях, из которых выделял он троих – историка Натана Эйдельмана, физика-теоретика Вольдемара Смилгу и хирурга и писателя Юлия Крелина…

После долгих лет плаваний на «Крузенштерне» и других судах военной гидрографии с их суровой мужской обстановкой и системой постоянных запретов, попав на комфортабельное академическое судно, которым командовал весьма колоритный и интеллигентный капитан Михаил Васильевич Соболевский, где официально выдавалось в тропиках сухое вино и регулярно устраивались разного рода вечера – от вечеров филармонической музыки в салоне начальника рейса, академика Бреховских, до еженедельных танцев на верхней палубе с участием многочисленных женщин, я несколько растерялся.

Вообще быт на академических судах поначалу показался мне довольно своеобразным. На день рождения, например, по выданной замполитом записке можно было приобрести в судовом ларьке вино, водку или коньяк. Помню, как торжественно и вполне открыто отмечали в марте 1971 года посреди океана мой день рождения. Приглашенная в числе гостей буфетчица Галя, сразу же с дня рождения отправившаяся мыть посуду, перебила довольно много тарелок. Празднование продолжалось почти сутки, так как на смену одним гостям, уходившим на вахту, немедленно являлись другие, сменившиеся с вахты.

В те годы дело с выпивкой на гражданских академических судах, где на борту часто находились и иностранные ученые, обстояло довольно вольно. Помню, уже позднее, в 1982 году, в первом рейсе нового «Витязя» замполит, пришедший сюда с нефтеналивного флота, где строго-настрого запрещалось употребление спиртных напитков, никак не мог привыкнуть к тому, что пьянки с участием иностранцев на борту проводятся вполне официально и называются научными контактами. Другой, сменивший его на этой должности, пришел на флот из МВД. В конце танцевальных вечеров он объявлял по трансляции: «Товарищи, танцы кончились – все по камерам!»

Наиболее серьезные выпивки, как правило, были приурочены к выходу в рейс и возвращению в родной порт. Вспоминается в связи с этим один весьма характерный случай, когда судно «Академик Курчатов» вернулось в Калининград из очередного рейса. Руководитель одного из научных отрядов, видный специалист по гидрооптике океана, известный своей приверженностью к Бахусу не меньше, чем научными работами, крепко отметив накануне возвращение домой, мертвецки пьяный мирно почивал в своей каюте. Атмосфера и порядок в каюте, куда ни свежий воздух, ни дневной свет не попадали, так как даже иллюминатор был задраен на броняшку, были соответственными. Неожиданно распахнулась входная дверь, и в каюту вместе с дежурным по кораблю вошла группа калининградских пионеров во главе с роскошной пионервожатой, которых привели на экскурсию знакомиться с «флагманом советского научного флота». Дежурный повернул выключатель, и задохнувшиеся пионеры с ужасом уставились на объедки на столе и пустые бутылки, валявшиеся на полу вперемешку с предметами мужского туалета. «Михаил Николаевич, – отчаянно затряс дежурный за плечо полумертвого хозяина, – проснитесь. Пионеры очень хотят узнать, как распространяется свет в водной толще океана. Михаил Николаевич, вы слышите меня? Как распространяется свет в океане?» Михаил Николаевич с усилием оторвал от подушки больную голову со спутанными волосами и, мученически приоткрыв глаза, пробормотал: «Очень фуево».

По части добывания в иностранных портах дешевой выпивки и в экипаже, и в «науке» порой попадались подлинные специалисты, закупавшие за бесценок спирт в аптеках. Так, кажется, в 31-м рейсе «Дмитрия Менделеева» с подачи какого-то ушлого моториста вся команда накупила в Монтевидео в аптеке спирт, названный ею «Синий крест», поскольку на этикетке красовался голубой крест. Знатоки испанского языка уверяли, что, судя по надписи, спирт этот предназначен для обмывания покойников, но их никто не слушал, и пойло было успешно «оприходовано» в связи со встречей Нового 1984 года.

В другом рейсе на судне «Академик Курчатов» один из научных сотрудников, не слишком отягощенный знанием иностранных языков, в любом порту захода, а заходили тогда в Перу, Венесуэлу и на Канары, сойдя с судна, прямо направлялся в аптеку, где произносил одну и ту же специально заученную фразу: «Алкоголь натурель уно литро плиз». Ему вручали бутыль спирта, и он, вполне удовлетворенный, уходил.

Вспоминаю в связи с последним, как еще во время походов на «Крузенштерне» я посоветовал нашим матросам в Гибралтаре, заходившим без гроша в кармане в английские магазины, на вопрос продавца: «Чего вы хотите?» отвечать по-русски: «На фиг». Поначалу они смущались, но были поражены, когда услышав энергичное словцо, продавец неизменно улыбался и оставлял их в покое, поскольку выражение это созвучно английскому «ничего».

Что же касается необходимости хотя бы элементарного знания языка той страны, куда попадаешь, то ее мы вполне оценили в 74-м году на Канарских островах. Истомленные дневной жарой и полным отсутствием общественных туалетов, мы брели через центральный сквер Лас-Пальмоса и вдруг увидели знакомое заведение, на одном из входов которого было написано по-испански: «Сеньорас». Вся наша мужская «тройка» дружно устремились вовнутрь, где нас встретил испуганный женский визг. Растерянные и обескураженные, мы выскочили наружу и повернули за угол к другому входу. Там красовалась надпись: «Кабальерос»…