Валентин Курбатов - Турция. Записки русского путешественника

Опять думаешь, как горело Слово в Святителе, когда он уничтожал эту вызывающую смятение красоту. Может быть, они, тогдашние воины Христовы (но ведь, опять повторю, и греки и римляне окружением и традицией), истребляли ее не в мире только, а и в себе самих, потому что она обнаруживала свою тщету, останавливала жизнь, висела гирей на ней, рвущейся в небо. Мы слишком легко «понимаем» и «прощаем» из высокомерия всего насмотревшейся цивилизации. Эстетическое в нас потеснило религиозное, «чистая» красота отодвинула душу.

Мы все немного Фрадике Мендеши из писем великого нобелевского португальца Эсы де Кейроша, который в конце XIX века, ругая трассировщиков железной дороги от Яффы до Иерусалима, элегически вздыхал, что паровозное чудовище победит, потому что полетит со скоростью тридцать километров в час по Саронской долине, где «никогда не увядали анемоны и розы» и где в живописной группе малого городка легко узнать молодого пророка, идущего исцелить Петрову тещу, и в победе своей погубит красоту легенды, которая две тысячи лет врачевала человечество. Вот и мы готовы про «легенду» и про «анемоны и розы». А тут все стоит вопрос о векторе нашего пути, о богах или Боге… И про «детство» — которое нельзя отменить, только вот в нем сказывалась своя старость, требующая преодоления. Или во всяком случае ждущая прямого и неуклончивого разговора о самом главном в человеке и мире.

Мысли мои пока слишком обращены к тем чудным мраморам, явившимся мне на фоне руин церквей, которые при жизни, наверное, были чудесны. И оглядываясь на увиденное в поездках, понимаю: уроки этой земли только-только проступают и еще не умеют отвлечься от плоти породивших их мест. И опять вспоминается мысль Григория Назианзина, что не надо ездить в Иерусалим, чтобы встретить Господа. Действительно, как тут все тонко и трудно. Если ехать только для этой встречи, то и правда лучше не надо: найдешь исключительно самого себя. Но коль собрался «просто» коснуться камней, которые помнят пророков и апостолов, пройти их дорогами, ощущая босыми ногами жесткую твердость пути, увидеть свет утра, который видели их глаза, вдохнуть соль и зной воздуха, которым дышали они, поймешь и узнаешь больше, чем хотел, когда только собирался в дорогу. Не надо привозить готового знания и искать ему подтверждения — нет ничего более неплодотворного.

Только смотри, не бойся противоречия самому себе и не торопись с заключениями! И тогда откроется, что каждая земля есть урок если не для самой себя, то для другого народа. И каждая история (пусть самая древняя и далекая) происходит для тебя сегодняшнего, чтобы стало понятно: уроки ее просты и отличаются только платьем, на самом деле они все время одинаковы.

И опять повторяешь то, что знал разумом, но теперь навсегда усваиваешь сердцем: не надо обольщаться величием. Страшно вымолвить для гордого русского слуха: не нужно искать империи, потому что все империи после Христа напрасны. Они падут под ударами живой жизни свободы и любви, бедности и правды. Империи завершают руинами не от одних ошибок императоров и всадников, доместиков и нотариев, преторов копья и препозитов опочивальни, а потому, что заражены при рождении.

Человек садится в самолет, поднимается на палубу корабля, входит в поезд и пытается прорвать границу слепого дня, чтобы узнать: поражение — лучший учитель победы. Когда видишь пустыню на месте родины своей веры, лучше понимаешь: устоять можно, только не повторив ее соблазнов, не поверив покою и обманчивому торжеству, ибо оно первый шаг к разрушению.

На величие камня (и это тоже урок Византии, чьи сооружения заносчивее Рима) можно ответить лишь величием духа, иначе оно раздавит тебя. И оно не в пурпуре императоров, не в порфире и золоте храмов, а в том, чтобы услышать Христово «возьми крест свой и иди» и не свернуть с этой дороги.

В днях, проведенных со Святителем на камнях его храмов, даже и в пустыне забвения, мы стократ лучше понимали, как узок, но и как необходим душе путь «правила веры».

Говорят, когда Московский Кремль закрывался на ночь, сторожа перекликались так звонко, что было слышно и за кремлевской стеной. И от «Успения» неслось: «Пресвятая Богородица, спаси нас», от Архангельского собора с его великими мощами — «Святые мученики Московские, молите Бога о нас», а уж дальше непременно следовало: «Святителю, отче Николае, моли Христа Бога спастися душам нашим».

В переводе Б. Пастернака.

В переводе Н. Гребнева.

В переводе В. Державина.

В переводе В. Неведомского.

В переводе Г. Кнабе.

В переводе С. Маркиша.

В переводе В. Неведомского.

В переводе М. Шишмаревой.

В переводе Н. Гнедича.

В переводе А. Карташева.