Питер Мейл - По следу Сезанна

— Не говорите глупости, молодой человек, — рассердился Пайн, и его брови сурово сдвинулись. — Деньги всегда имеют значение. Деньги — это свобода. — Брови вернулись в прежнее положение, и Пайн улыбнулся. — Но если вам нужна благородная цель, считайте, она у вас есть.

— Какая?

— Моя обеспеченная старость.

Андре еще раз взглянул на его серебряную шевелюру, блестящие глаза и изысканную бабочку, чуть съехавшую набок. Пайн считал, что предприятие может оказаться интересным, и Андре вдруг почувствовал уверенность, что так оно и будет.

— Хорошо, — сказал он. — Я сделаю что смогу. Только имейте в виду, что мне еще и работать надо.

— Ну и молодец. Я очень рад. Как-нибудь совместим это с вашей работой, не беспокойтесь. А теперь я расскажу вам, что мне удалось узнать сегодня днем. — Он подождал, пока отойдет бармен, принесший Андре новую бутылку вина, и заговорил опять: — Полагаю, пока рано радоваться, потому что это даже не слух, а так — слушок. Но, как я уже сказал, реакция последовала буквально через пару часов, после того как я бросил наживку. У меня есть одна чудная старая подружка, которая работает в «Метрополитен», я пару раз в год угощаю ее ланчем — так вот, у нее самые длинные уши в этом городе. Она поведала мне, что случайно перехватила чей-то намек — подозреваю, подслушала какой-нибудь разговор или прочитала записку на чужом столе, — что на рынке вот-вот должен появиться очень недурной Сезанн. Разумеется, ничего определенного и никаких подробностей. — Пайн наклонился к самому уху Андре. — Кроме следующего: полотно находится в частной коллекции и уже очень давно не переходило из рук в руки. Что вполне соответствует вашим сведениям, не так ли?

Андре тоже наклонился к собеседнику и инстинктивно оглянулся через плечо:

— Но ведь таких картин может быть много. Сезанн, кажется, был очень плодовит?

— Совершенно верно. Одних видов горы Сен-Виктуар он написал шестьдесят штук и умер практически с кистью в руке. И все-таки вряд ли это просто совпадение. — Он взглянул на пустые стаканы, а потом на часы. — Может, пообедаете со мной? Здесь приличное вино и хорошая больничная пища. Хотя вы наверняка заняты сегодня вечером?

— Сайрес, если бы я начал рассказывать вам о своей светской жизни, вы заснули бы от скуки. Единственные девушки, с которыми я общаюсь последнее время, — это те, что проверяют, пристегнул ли я ремень.

— В самом деле? Вам следует заняться Кортни. Славная малышка, но с кавалерами ей как-то не везет. Я видел пару из них — скучнейшие типы, в двадцать пять лет уже старики и заняты только собой.

— Подтяжки и полосатые рубашки?

— И подобранное по цвету белье, я уверен. Ну что, пойдемте?

Из бара они перебрались в двухъярусный зал, в котором легко разместились бы сотни три лучших сыновей Гарварда и еще осталось бы место для целой армии официантов. Интерьер представлял собой нечто среднее между феодальным замком и охотничьим домиком. Стены были украшены чучелами и прочими охотничьими трофеями — в большинстве своем жертвами охотничьих экспедиций Тедди Рузвельта, как объяснил Пайн. Тут были головы слонов и бизонов, клыки и бивни и длинная вешалка из оленьих рогов. Человеческие трофеи были представлены множеством портретов солидных мужчин с серьезными лицами: «Либо президенты клуба, либо президенты Соединенных Штатов», — объяснил Пайн.

Сверху по всему периметру комнаты шел широкий балкон, на котором тоже стояли столики, и за ними, к своему удивлению, Андре заметил нескольких женщин.

— Мы были последним университетским клубом, который допустил женщин. Кажется, в семьдесят третьем году. Ну и слава богу. Все-таки на них смотреть приятнее, чем на все эти пыльные чучела.

Пайн приветствовал знакомого за соседним столиком — высокого, щеголеватого мужчину с эффектно закрученными кончиками роскошных усов.

— Это Чапмен, блестящий адвокат, играет на кларнете, — сообщил Андре Пайн. — А тот лохматый парень за его столиком — руководитель одной из студий в Голливуде. Он сегодня без темных очков, поэтому я его не сразу узнал. Наверняка задумывают какую-то махинацию. Что будем есть?

Из списка простых, непритязательных блюд Андре выбрал мидий и рагу из лососины, и Пайн вписал его заказ в специальную форму. Андре впервые оказался в американском университетском клубе и решил, что обстановка здесь очень спокойная и приятно старомодная. Никакие безработные актеры не зависали над столиками и не читали с придыханием длинный список фирменных блюд. Официанты в красных фраках если и говорили, то шепотом. Они были расторопны и ненавязчивы. Они знали свое дело. Андре даже пожалел, что не учился в Гарварде, а потому не имеет права сбегать в этот оазис в те моменты, когда Манхэттен становится уж совсем невыносимым.

Когда первое блюдо немного притупило их аппетит, Пайн возобновил разговор о деле.

— В первую очередь, — сказал он, — мне кажется, надо выяснить, где сейчас находится картина. Что вы по этому поводу думаете?

— Мы знаем только, что она не находится там, где сказал Денуайе — в галерее в Каннах. Но, возможно, ее отправили на реставрацию.

— Вряд ли, — откликнулся Пайн. — Она не такая уж старая, и на ваших фотографиях в «DQ» леди с дынями выглядела вполне прилично. Еще?

— Ну, может, хозяин захотел заново ее окантовать. Когда ее грузили в фургон, она была без рамы. Или он отправил ее в свой парижский дом. Или в банковский сейф. Или бог знает куда. Не исключено, что она уже вернулась на Кап-Ферра.

— Все может быть, — кивнул Пайн, — или не быть. Нам точно известно только одно место, и, я думаю, именно туда нам и надо отправиться. В это время года там очень приятно, насколько я помню.

— Кап-Ферра? Вы серьезно?

— Ну а куда еще, милый юноша? Если картины там не окажется, значит, у нас есть шанс. Если она висит на месте, следовательно, мы отправимся через дорогу в Больё-сюр-Мер и утопим наши горести в хорошем вине. Я не был там уже лет двадцать. — Пайн сиял, как школьник накануне каникул. — Я же говорил вам, что будет интересно.

Возразить на это Андре было нечего, да и не хотелось. Тем более что завтра он все равно улетает в Европу, а путешествовать с этим милым старым плутом наверняка будет забавно. Было решено встретиться в Ницце, после того как Андре закончит работу в Англии. Весь остаток вечера, облагороженный очень хорошим и очень старым коньяком, они пытались придумать, как бы проникнуть в дом Денуайе, не извещая об этом всю полицию Лазурного Берега.

Аэропорт Хитроу, начало весны, раннее утро. С серого неба сыплется мелкая морось, а у пассажиров, стоящих вокруг карусели с багажом, мятые, невыспавшиеся лица. Невнятные объявления по трансляции, задержки рейсов, опоздания, волнение и страх — словом, начало еще одного дня, отданного дороге.