Борис Носик - Вокруг Парижа с Борисом Носиком. Том 2

В 1840 году Бальзак написал драму в пяти актах – «Вотрен» – для театра Порт-Сен-Мартен, но некие власти сочли ее «аморальной». К этому времени великий Бальзак уже начал воздвигать величественное здание своей «Человеческой комедии», но, загнанный в угол, этот тщеславный и безумный растратчик был на грани отчаяния.

«Думается, я покину Францию, – писал он, – я потащу свои кости в Бразилию и там брошусь в какое-нибудь новое безумное предприятие… я сожгу все свои письма, все свои бумаги, оставлю только свою мебель, свою Жарди, а немногое из того, что мне дорого, доверю сестре. Она и будет верным драконом, оберегающим эти сокровища… Или я вернусь оттуда разбогатевшим (вот он, жалкий двигатель искусств, наук, индустрии. – Б.Н. ), или никто не узнает, что со мной стало».

Он и правда вскоре покинул де Жарди, которая уже в 1841 году была продана за долги, и, спасаясь от заимодавцев, перебрался не в Бразилию, а в Пасси, в укромный дом на тогдашней Нижней улице (теперь улице Ренуара), снятый на чужое имя и имеющий тайный выход для бегства от врагов-заимодавцев… До 1860 года графство Пасси еще не было Парижем, так что Французский Остров по-прежнему прятал своего безумца Робинзона… Позднее Бальзак так вспоминал свою севрскую усадьбу в «Мемуарах молодоженов»:

«Два года назад я купил над прудами Виль-д’Аврэ, на версальской дороге, две дюжины десятин луга на краю леса и прекрасного сада. У края луга вырыто было углубление для пруда площадью в три десятины, посреди которого грациозно красовалось нечто вроде острова. С двух красивых, поросших лесом холмов, окаймлявших маленькую долину, стекали чудные ручьи, сбегавшие в мой парк, где влагу их благоразумно распределял мой архитектор. Мое шале было установлено посреди этой местности в подражание тому, что называют королевским садом Версаля, но из него открывался вид и на мой пруд, и на островок. А холмы тянули со всех сторон к нашему шале свои мириады листьев, свои прекрасные ухоженные деревья…»

Севр протянулся к югу от усадьбы де Жарди и парка Сен-Клу до окраины Медонского леса. Главная улица Севра, пролегавшая вдоль долины, и была дорогой в королевский Версаль. Так что Севр был город на пути, вроде Валдая. Только прославился он не баранками, не колокольцами, не «податливыми» девками и банями, а фарфором. Первые французские фарфоровые фабрики (в Шантийи и Сен-Клу) производили лишь так называемый «нежный» фарфор, а тот «твердый» фарфор, что еще с 1709 года делали в Саксонии, во Франции стали производить лишь в 1738 году в Венсене – после того, как в Лимузене было обнаружено месторождение каолина. В 1756 году производство было по инициативе мадам де Помпадур переведено в Севр, а еще четыре года спустя куплено короной. Эта художественно-индустриальная инициатива низкородной фаворитки короля вовсе не должна вас удивлять. Если на долю королевы оставались по традиции дела морали, религии и престолонаследия, то возлюбленные короля хлопотали о развлечениях и об украшении жизни, внося немалый вклад в развитие культуры. Так уж повелось при полигамном французском дворе.

Первые макеты для изделий этой мануфактуры создавали такие скульпторы, как Фальконе и Дюплесси. С 1800 года, при директоре А. Броньяре, мануфактура целиком перешла на изделия из «твердого» фарфора. При Броньяре был основан в Севре и Национальный музей керамики, посещение которого может стать важным событием для всякого ценителя фарфора и знатока искусства. Здесь можно увидеть шедевры керамики, фаянса и фарфора, изготовленные за последние полтысячи лет в самых «керамических» странах мира.

Надо сказать, что наряду с видными мастерами фарфора из разных стран мира на Севрской мануфактуре успели потрудиться и русские изгнанники.

В 1937 году на парижской Всемирной выставке особая витрина 48-летней севрской скульпторши Эрны Сигизмундовны Давидовой-Вольфсон (псевдоним Дэм) получила почетный диплом и была особо отмечена как Севрской мануфактурой, так и Международным музеем керамики итальянской Фаэнцы. Скульпторша придумала в Севре новую технику «шамотной» глины, позволявшую создавать удивительные скульптурные портреты. Эрна Сигизмундовна была женщина разнообразных талантов. Она занималась также керамикой, а в 1914 году делала кукол для Петроградского театра марионеток. Впрочем, в тот проклятый XX век для удержания их власти на планете двум главным братьям-конкурентам нужны были не ум, не таланты, а чистота идеологии и расы. Большевики изгнали свою элиту за рубеж, а нацисты сожгли художественную звезду Севра Э.С. Дэм и ее мужа в печи лагерного крематория. Они ведь были одной крови с Богородицей и Христом… Французская полиция как могла помогала нацистам в облавах на евреев, но нашлось по меньшей мере две тысячи французов, которые прятали взрослых и детей от смерти. Может, оттого и сохранилась еще такая страна – Франция. Не стоит село без праведника…

В начале 20-х годов многие в русском эмигрантском Париже знали талантливую Эрну Дэм и ее мужа Марка Вольфсона – у них бывали в гостях Бунин, Зайцев, Ремизов, Ходасевич, Билибин, Фондаминский… 17 июля 1943 года супругов забрали во время облавы, увезли в лагерь Дранси, а оттуда в Освенцим.

Счастливее сложилась судьба работавшей для Севра красивой Александры Щекатихиной-Потоцкой. До революции она училась у Рериха и Билибина, а когда овдовела, то уехала в 1923 году по приглашению Билибина в Египет и стала там его женой. Переехав с новой семьей в Париж в 1925-м, она расписывала фарфор для Севрской мануфактуры, участвовала в выставках, а в 1936 году вернулась с мужем в Ленинград, где работала на Государственном фарфоровом заводе, избежала лагеря (в отличие от возвращенца Шухаева), дожила до пенсии и умерла в 1967 году.

В Севре работал и Серафим Судьбинин, еще в 1906 году бывший учеником Родена. Позднее он посещал мастерскую Делашёналя при Севрской мануфактуре, и несколько его работ было куплено Музеем керамики в Севре.

Менее удачно сложились отношения Севрской мануфактуры со знаменитым мастером пореволюционного агитфарфора Сергеем Чехониным. В 1928 году он приехал в Париж для подготовки выставки советского фарфора, там и остался. Однако наладить постоянное сотрудничество с Севром он не сумел, а вдобавок в 1930 году умер его покровитель и поклонник ювелир А. Маршак. Сам Чехонин умер в Германии от инфаркта в начале 1936 года.

Что до города Севра, то в нем – повсеместно (даже в старинной, XII–XIII веков, церкви) – можно наткнуться на роспись по фарфору. Недаром же во всем мире знают: ах, Севр? Это где фарфор…

В конце XIX века парижанам известно было, что «чистый воздух» – в Севре, и оттого, озабоченный слабым здоровьем своей второй жены, Илья Ильич Мечников (несмотря на все связанные с этим трудности и неудобства, которые создавала удаленность его нового жилья от лаборатории Института Пастера, где он трудился) переехал из Парижа в Севр. Вот как описывал и эти его трудности, и самую севрскую жизнь замечательного русского ученого его друг-социолог Максим Ковалевский: