Ранульф Файнес - Вокруг света по меридиану

Задул легкий ветерок, и температура упала до — 20°, что было на несколько градусов ниже той температуры, которую большинству из наших людей приходилось испытывать, поэтому все спешно облачились в полярные рукавицы, парки и т. д.

Каждые шесть часов повара приносили в трюм кофе и сэндвичи. Несмотря на то что мне помогал Дейв Хикс со своими железными бицепсами, сам я через тридцать шесть часов был на грани переутомления, а сильные боли в спине давали о себе знать. Тем не менее гора грузов таяла. К исходу вторых суток примерно четверть груза была разложена под руководством Дэвида Мейсона вдоль взлетно-посадочной полосы.

На третьи сутки мы стали свидетелями перемены погоды. Температура подскочила на пятнадцать градусов, горизонт на севере потемнел, появилась зыбь, судно неторопливо терлось о кромку льда, а сваи-якоря «на берегу» расшатались. Лебедка перегрелась и нуждалась в осмотре и ремонте. Выгрузку пришлось прекратить.

Только тогда я понял, насколько измотался за эти семьдесят часов непрерывной работы; не раздеваясь, я повалился на койку и тут же заснул. Тем временем Олли покинул свой заправочно-санитарный пост на берегу, поднялся на борт и радировал всем водителям, чтобы те оставались на взлетно-посадочной полосе до улучшения погоды. Южноафриканцы любезно предоставили в наше распоряжение будку — коробку неподалеку от снежного склона, набитую рационами, куда смогли втиснуться Мик и Симон вместе с водителями.

Адмирал не хотел покидать место стоянки, однако к полуночи скорость ветра возросла до пятидесяти узлов, а пенящиеся волны с громким всплеском разбивались о ледовую кромку в бухте. Крупные айсберги угрожающе замаячили на севере, и вскоре два наших швартова треснули. Затем подались два других, и судно оказалось в дрейфе. У адмирала не оставалось выбора, как направиться на север, чтобы штормовать в безопасном удалении от побережья.

Десять бочек остались на кромке льда, а с ними и мотоцикл Кена Камерона, который он выгрузил на лед по своему усмотрению.

Вскоре после того, как «Бенджи Би» отошел от побережья и встал носом на волну, меня разбудила Джинни. На мостике я увидел, как огромные льдины выносило из бухты в открытое море. На одном поле я насчитал восемь бочек горючего для самолета — драгоценные полторы тонны. Они проплыли мимо и скрылись из глаз в сплошном «молоке». Мотоцикл Кена мы так и не видели больше. Теперь, если какой-нибудь капитан, пропустивший стаканчик после обеда, заметит сверкающий мотоцикл «хонда» на ледяном поле в океане, он, по-видимому, станет трезвенником на всю оставшуюся жизнь.

Погода наладилась так же быстро, как и испортилась, и яркое солнце появилось в небе, когда над «Бенджи Би» проревел моторами наш «Оттер». После великолепной демонстрации искусства пилотирования над самыми мачтами. Жиль приземлился на берегу, но не на нашей полосе, а рядом с ней. Как выяснилось, он находил особое удовольствие в посадке на девственные площадки, не тронутые ни лопатой, ни ледорубом.

Итак, впервые все составляющие «Трансглобальной» собрались вместе. Ведь скоро судно покинет нас, а самолету оставалось менее месяца для переброски горючего и снаряжения в глубь континента на нашу площадку у горы Ривинген. Затем самолету тоже придется «бежать» из Антарктиды до наступления зимы.

Когда хижина в Санаэ была собрана и все, кроме бочек с бензином, расставлено между ней и «аэродромом», Жиль взял меня и Джинни, и мы полетели в глубь континента над черными горами и сверкающими снежными полями, испещренными трещинами. Восточнее нас мощный, впечатляющий поток ледника Ютульстреумен устремился на север, сверкая хаосом изломанных ледяных глыб.

За пиками Гиверриген и массивом Борга Жиль сбросил высоту на подходе к горе Хулдреслотте, где находился похороненный льдами старый южноафриканский лагерь. Рогатый пик Ривингена парил над снегами в 18 километрах восточнее Хулдреслотте, и, спустившись ниже, Жиль посадил «Оттер» на рыхлый снег.

Оставив нас в «чистом поле» с палаткой, ящиком спасательного снаряжения и связкой шестов с флажками, он взлетел. Жиль не любил тянуть резину. Он хорошо знал цену хорошей погоде, проведя пять сезонов в Антарктиде на службе «Британской гидрографической».

Поскольку Антарктида — самое холодное место на Земле, где зимняя температура может достигать 84° [19] На советской станции «Восток» зарегистрирована температура около — 89 °, а по расчетам, морозы в некоторых местах Антарктиды могут превышать — 90°. — Прим. ред. , было весьма существенно, чтобы наша зимняя база была укрыта от порывов ледяного ветра. Ведь именно ветер лишает кожу человека остатков тепла, сдерживаемого порами и волосками тела. Температура — 46° при неподвижном воздухе вполне переносима, однако -20° в совокупности с шестиузловым ветром — смертельны [20] Автор, видимо, имеет в виду экспериментальное нахождение в таких условиях в раздетом виде. 20-градусный мороз с ветром 10–11 м/сек — вещь, конечно, неприятная, но вполне переносимая для подготовленного и правильно экипированного человека (сужу по опыту лыжных и горных походов). — Прим. ред. . Направление заструг подсказало мне, что преобладающий ветер здесь дует с юга, поэтому нам следует поискать убежища с северного, подветренного склона горы. Однако Джинни была полна решимости поддерживать хороший радиоконтакт с Англией, хотя Боб Томпсон, старший Антарктический администратор Новой Зеландии, предупредил ее, что британским антарктическим станциям редко удается говорить напрямую с Британией. Она также рассчитывала поддерживать связь на высокочастотных диапазонах с «югом», нашей базой в Санаэ на севере, и экипажем «Оттера», поэтому ее не устраивал мой первоначальный выбор. После горячей дискуссии в палатке (в сотнях миль от людей мы могли предъявлять аргументы в самых повышенных тонах) пришли к компромиссу.

Для начала мы обозначили флажками площадку для антенны, западнее горы, там, где было открыто направление на юг, к полюсу. Затем мы промерили дистанцию для прокладки кабеля на восток и «застолбили» площадку для радиохижины Джинни. В пятидесяти метрах от нее мы предполагали расположить «силовую» подстанцию и еще дальше, метрах в двадцати пяти, — хижину для жилья. Наконец мы отмерили 800 метров на восток вверх по склону горы и разметили площадку для другой хижины, где Джинни собиралась проводить эксперименты по использованию низкочастотной связи, отнеся ее антенну еще на 800 метров в сторону. Записывающее оборудование длинноволновой связи из-за его высокой чувствительности должно было располагаться именно на таком расстоянии от генераторов.

На следующий день Жиль доставил к нам Симона и Анто вместе с материалами, необходимыми для возведения нашего картонного жилья, которое и было собрано за двенадцать часов. Жиль совершал теперь безостановочные челночные грузовые рейсы общей протяженностью примерно в 800 километров, доставляя бочки с горючим и прочее для окончательного оборудования нашего основного жилища.