Ранульф Файнес - Вокруг света по меридиану

«Вы первый иностранец здесь. Теперь „Новолазаревская“ превратилась в международный аэропорт. Мы очень благодарны вам».

С помощью русских Жиль и Анто смогли погрузить Джерри на самолет, а затем все трое в русских медвежьих шапках полетели обратно в Санаэ. Там Анто распрощался с летчиками, потому что покидал Антарктиду на южноафриканском ледоколе.

21 декабря Джинни с печалью простилась с картонным лагерем в Ривингене, бывшим ей домом одиннадцать месяцев. Скоро его заметет снегом навсегда.

Втиснувшись в фюзеляж вместе с Симоном и Бози, она, наверное, лишь гадала, сумеет ли Жиль взлететь вообще, потому что количество груза сильно превосходило рекомендованную максимальную нагрузку. Жиль вообще не делал чего-либо, если не был абсолютно уверен в том, что это возможно. При взлете он сильно рисковал хвостовым оперением, но все сошло благополучно, и мы получили последний груз, в котором нуждались на Южном полюсе. Даже статистика достижений Жиля изумительна. Каждый килограмм груза, который он доставил с побережья на Южный полюс, обошелся в тринадцать килограммов горючего. Мой список необходимого нам на Южном полюсе (в основном горючее и питание) составлял 3400 килограммов груза, и для его доставки из Санаэ пришлось израсходовать 230 бочек с горючим (примерно 46 тонн).

Джерри, страстный любитель крикета, привез с собой спортивное снаряжение, и, чтобы отпраздновать прибытие самолета, мы устроили матч неподалеку от купола. Бози, который специализируется на всех играх в мяч, закатил чуть ли не истерику, и местные фотографы-энтузиасты чудесно провели день. Джерри протянул биту одному из американских ученых, который осмотрел ее и спросил: «Какая большая, а что это?»

«Крикетная бита», — сказал Джерри.

«Спасибо, приятель, но у нас дома мы травим сверчков аэрозолем».

Джерри так и не понял — издевается над ним американец или нет, и забрал у него биту.

Теперь, когда вся наша группа собралась на полюсе, я решил ускорить развитие событий. Вторая половина нашего путешествия — это 300 километров до кромки высотного плато, 220-километровый спуск вниз по горной долине, ледник Скотта, почти 1000 километров через шельфовый ледник Росса и далее к берегу моря у пролива Мак-Мердо.

Лет пять я пытался собрать информацию о маршруте на участке спуска и о леднике Скотта, но даже у Полярного научно-исследовательского института имени Скотта данных не было. Казалось, никто так и не побывал там, по крайней мере за последнее десятилетие, хотя я знал, что обстановка там с годами меняется, как на речных перекатах. Карта ледника, составленная по данным аэрофотосъемки, показывает сильно развитые трещины на гребне этого ледника на высоте 2700 метров, там вдоль русла много зон трещин, трещины имеются и у его основания на высоте 150 метров над уровнем моря. Ледник выглядел не слишком заманчиво, с ним следовало обращаться с большой осторожностью. Я планировал на переход через него десять суток, решив в конце концов, что если мы будем осмотрительны, то преодолеем его.

Одно обстоятельство вызывало особое беспокойство — как отыскать на месте гребень ледника, находящийся в 300 километрах от полюса. Одно дело— использовать солнечный компас на протяжении 1900 километров, чтобы достичь Южного полюса, совсем другое — отыскать гору или какую-нибудь приметную часть ледникового ландшафта, путешествуя от полюса, когда придется двигаться по наклонной поверхности поперек направления на южный магнитный полюс. Олли заметил: «Я был просто поражен тем, что мы сумели определять направление так точно. Когда мы прибыли на место в сплошном „молоке“, оказалось, что не дошли всего три с половиной мили. При хорошей видимости мы легко бы заметили полюс. Однако меня беспокоит следующая фаза путешествия. Путь до базы Скотта будет гораздо труднее и намного опасней».

Я решил покинуть полюс, как только Джинни приготовит свою аппаратуру к действию, потому что каждый день задержки увеличивал степень опасности впереди. Мосты через трещины, уже ослабленные, скоро подтают, а кое-где их уже нет.

Под куполом шли активные приготовления к празднику Рождества, потому что до этого дня оставалось всего трое суток. Чарли и Олли блаженствовали, они подружились со многими американцами. Было очень здорово побыть еще с Джинни, и я испытывал сильное искушение задержаться до Рождества. Джинни не пыталась остановить меня, хотя, как и остальные, опасалась ледника Скотта.

«Кроме того, — сказала она, слабо улыбнувшись, — пожалуй, стоит отделаться от послепраздничного мытья посуды».

Поэтому мы приготовились выступить на следующий день, 23 декабря. С болью в сердце я размышлял о капитане Скотте. Он ушел с полюса шестьдесят девять лет назад, 17 января, слишком поздно даже для летнего времени, чтобы быть уверенным в безопасности. «Все надежды побоку, — писал он, — это будет мучительное возвращение».

На следующее утро меня задержали неожиданные переговоры, пришлось отослать много радиограмм, поэтому я не успел собрать личные вещи и в результате совершил существенную ошибку для навигатора — не прорепетировал в уме свое штурманское задание на предстоящий день, не запечатлел в мозгу нужные азимуты солнца по ручным часам. Этому не было оправдания, потому что видимость была отличная — ясное небо и солнце.

Том Плайлер и окоченевшая группа фотографов-любителей топтались у международной аллеи флагов, отмечающих точное местоположение географического Южного полюса. Я быстро пристегнул рюкзак, поцеловал Джинни и пошел на север. Все направления здесь вели на север, и я прицелился на взлетно-посадочную полосу, совсем забыв, что неделю назад прибыл сюда как раз с этой стороны.

Осознав вскоре свою ошибку, я решил блефануть — совершить «разворот» через левое плечо, чтобы лечь на правильный курс, когда мы окажемся за пределами видимости купола, надеясь, что никто из полярников не заметит этого. В случае удачи они все кинутся обратно в тепло под укрытие теплого купола, чтобы отогреть замерзшие на камерах пальцы, как только мы выйдем из зоны действия их камер.

Но я забыл о Жиле. Вскочив на трактор, он бросился в погоню, чтобы сообщить нам, что мы двинулись обратно в Санаэ. Он летал над полюсом много раз при любой погоде и был не тем человеком, которого легко обмануть.

Я поблагодарил его, но продолжал выполнять «вираж». Отойдя мили на три, я остановился и сверился с картой. Примерно в 300 километрах от нас, на верхней кромке ледника Скотта, одиноко торчал зазубренный пик Хоу. Как подсказывали мне математические расчеты, магнитный пеленг на него был 261°, поэтому истинный «меридиан подхода» равнялся 147° з. д.; он должен был находиться строго под солнцем в 21 час 44 минуты по гринвичскому времени.