Марина Москвина - Небесные тихоходы

Я говорю:

— Гашиш! (Он нам так представился — Гашиш). Поворачивайте обратно. Я хочу вернуться в гостиницу.

А он отвечает:

— Сахиб! Сахиба! [19] Господин! Госпожа! Это мелкий дождичек. Он сейчас пройдет!

Я говорю:

— Ничего он не пройдет. Знаю я ваши затяжные индийские дожди.

— Но вы ведь собирались делать шопинг!..

А как раз город Дели праздновал день рождения Махатмы Ганди. И по этому случаю все магазины были закрыты. Все до одного! Назавтра мы улетали в Москву, и я уже поняла, что осталась без колечек и браслетиков, без индийских нарядов, сари, юбок и вышитых кофт, без слонов деревянных, индийских колокольчиков, куркумы, кари, бус и соломенных сандалий… Зато всюду, куда ни бросишь взор, в белых одеяниях с бритыми головами — босиком, только посох в руке — брели толпы фанатов Махатмы Ганди.

— Погодите, сахиб, сахиба! — уговаривал нас Гашиш не прерывать прогулки. — Я знаю ювелирный магазин, там работает мой брат, он со скидкой продаст вам любые украшения! Это близко, рукой подать, рядом, за поворотом!..

— Только не за этим, а за тем!.. — он бормотал. — И не за тем, а во-он за тем!..

А сам кругами, кругами, все увеличивая радиус, гляжу, пошли какие-то глиняные домишки, мы явно выехали за город, громадный слон разукрашенный трудится в маленькой деревне, тащит бревно. Какая-то страшная река бурлит под мостом, выходит из берегов, заливает поля. А ветер! Холодный дождь хлещет, как будто бы это не Индия, а Финляндия.

Я кричу:

— Не надо мне ваших украшений! Я вся промокла, замерзла, вы Лёню простудите!

А Лёня сжался в комочек, забился в угол и стонет обреченно:

— И так меня позавчера продуло ветром с гор… Я тебе сто раз говорил! Ты можешь не вступать в близкие отношения на улице хотя бы с ярко выраженным шудрой?

— Где ж я тебе брамина возьму? — кричу я. — На дворе Кали-юга!

Тут нас чуть не перевернуло новым порывом ветра.

— Да он нас просто похитил! — простонал Лёня. — Сейчас завезет в какую-нибудь глухомань и продаст в рабство.

— А мы ему подзатыльников наваляем! Гашиш! — я ору. — Поворачивай оглобли!

— Сахиб, сахиба, — говорит он скороговоркой. — Что вы так нервничаете? Вот ювелирный магазин, — и тормозит под проливным дождем у дома, одиноко притулившегося на обочине дороги.

Дверь была заперта, но Гашиш быстро сбегал куда-то и минут через семь притащил исполинского индуса в чалме с черной бородой и чернейшими глазами, которые посверкивали из-под смоляных бровей. Тот держался с большим достоинством, вынул ключ, повернул его в замке, все так артистично. Гашиш тоже приосанился, выпятил грудь — этакий месопотамский царек.

С торжествующей улыбкой продавец рассыпал передо мной на прилавке индийские драгоценности. Что твоей душе угодно — жемчуга, малахиты, опалы, сапфиры, гранаты или рубины? В золоте или в серебре?.. Или в платине?..

Даже у такого законченного аскета, как я, который отрекся от мирских забот и давно уже ищет сокровища в неизмеримом, просто глаза разбежались.

— Ладно, выбирай, — обреченно говорит Лёня, доставая кошелек. — Раз уж заехали в такую глухомань, купи себе что-нибудь в подарок на память о нашем похищении.

Я выбрала сияющий серебряный браслет и серебряную гривну с опалом, в котором виднелись вспышки красного, синего и зеленого пламени, пронизанного кое-где голубовато-белой искоркой бриллианта. Все это, конечно, очень дорого стоило, ну, я подумала, один раз в жизни — можно.

Мы распрощались с братаном Гашиша, сели в свою повозку и велели строптивому возничему отправляться в Дели.

Тот опять артачился, так и норовил, как договорились вчера, кататься до темноты ныл, уклонялся от возвращения. А когда подъехал к отелю, вдруг неожиданно гнусавым голосом стал выпрашивать всю сумму целиком, а не то, что он заработал за эти пару-тройку часов.

— Дайте мне четыреста рупий, сахиб!!! — он гундел на всю улицу. — Умоляю! Все четыреста рупий на бочку!!! Это будет такой для меня удар, если вы не дадите… Я не переживу! — он возопил, после чего стал в наших глазах еще менее симпатичным, чем был до сих пор.

Вот мы сидим в машине, льет дождь, и древний как мир спектакль наш моторикша разыгрывает на улицах вечного города, привыкшего к театральным представлениям.

А мимо — по лужам, под дождем безволосые подвижники с посохами, в белых одеяниях нескончаемым потоком движутся к месту кремации Махатмы Ганди, где краткая надпись на плите полированного гранита напомнит им: «Истина существует!»

Как-то вернейшая, безгранично честная жена Ганди Кастурабай (она служила казначеем общественных фондов, которые обожаемый всеми Махатма обладал магической способностью доводить до миллионов), не смогла отчитаться, куда она подевала четыре рупии. Тогда (так и хочется сказать — разъяренный) Махатма Ганди после тщательной проверки счетов безжалостно предал гласности совершенную его женой растрату в четыре рупии и обрушил на нее публичное порицание.

Правильно здесь говорят — в одной и той же воде ты встретишь и лотосы, и крокодила.

Внезапно я поймала себя на том, что наслаждаюсь созерцанием ливня в Дели, толпы, с любопытством поглядывающей на тарарам в мотороллере, все новых и новых людей на дороге, и наш моторикша — прохвост, конечно, отъявленный мошенник, (его «серебро» заржавеет и превратится в Москве в обычные железки, «опал» потускнеет, окажется совсем не опалом), я вдруг поняла, станет удивительным воспоминанием, без которого моя жизнь не столь будет полной и живописной. Как в стишке, сочиненном Серёней:

— Всё, — не выдержал Лёня, — возьми, Гашиш, четыреста рупий, только чтобы не видеть больше тебя и не слышать.

— No more indians! — провозгласил Лёня, вырвавшись из плена.

…И открыл Бог Пророку Исайе свои намерения в таких словах: «Итак, вы придете с весельем и будете провожаемы с миром; горы и холмы будут петь пред вами песнь, и все дерева в поле рукоплескать вам».

Мы полетели домой, с ног до головы почему-то, я даже не помню почему, украшенные гирляндами шафрана, под звуки раковин и барабанов, над необъятностью древних и потаенных земель, над историями любви, столь же отчаянной и неисповедимой, как пути птиц в воздухе и пути рыб в воде, осознавая великую космическую игру и внутренние просторы.

Мы научились вызывать ветер и шевелить траву всегда, когда захочешь. Но так и не поняли, как погрузиться в воду и не утонуть, войти в огонь — и не обжечься, разбить самоцвет на шее у Дракона, добраться до пятицветного Феникса и удержать вечность на ладони.