Марина Москвина - «Люблю тебя восемь дней в неделю…»

— Пойми, — однажды сказала мне моя мама Люся. — Мы не имеем права тратить жизнь на что-то малосущественное.

Она клонила к тому, чтобы мы силами своей семьи за Можайском на даче в Уваровке отреставрировали храм и очистили реку от металлолома.

Однажды едем с Люсей — смотрим: что такое? Храм роскошно отреставрирован. Оказывается, его восстановили французы. Потому что тут Бородино, и Наполеон, отступая, прятался в этой церкви.

— А может быть, отступая, Наполеон бросил в реку клад? — с надеждой сказала Люся. — Надо французам подкинуть эту идею. Пускай они все тут расчистят у нас в Можайской области и возродят.

Такое великое доверие она собиралась оказать французскому народу.

Хотя Франция и без того всегда была бесконечно дорога нашей семье.

В 60-х годах вообще все с ума сходили по Франции, Парижу… Это была какая-то несбыточная страна, где можно дышать легко и свободно, вечно что-то насвистывать, говорить «о-ля-ля!». Все самое лучшее было оттуда — импрессионисты, поэт Артюр Рембо, голос Эдит Пиаф, Маленький Принц, Эйфелева башня, крылатая фраза Экзюпери «Мы в ответе за тех, кого приручили», «Весна» и «Поцелуй» Родена, книга карикатур Жана Эффеля — я так любила рассматривать их, когда болела!

Почему-то с группой казахов моя мама Люся побывала в Париже — вернулась ошеломленная, с пластинкой французских шансонье под названием «Люблю тебя восемь дней в неделю», которую у нее постоянно выпрашивал Юрий Визбор и другие друзья радиожурналисты. Мама работала на радио. Все свои передачи, неважно — про шахты Донбаса или съезды комсомола — они озвучивали этой беззаботной безалаберной пластинкой. Со временем Визбор стал про нее говорить « мои французы». И Люсе не раз приходилось ему отвечать: «Запомни, Визбор, французы — не твои , а мои !».

А вскоре неожиданный случай бесповоротно и навсегда приблизил к нам Францию. Ибо отныне там жили такие наши друзья — прямо, как говорится, до последнего вздоха.

Мой папа Лев, блестящий молодой человек, с отличием окончивший Институт международных отношений, владеющий в совершенстве несколькими европейскими языками, работал на Всесоюзном радио в международном отделе и, будучи смуглым черноволосым красавцем, имел среди своих коллег прозвище Индус.

В один прекрасный день ему позвонил знакомый редактор из Государственного издательства географической литературы и предложил перевести с французского книжку о путешествии парижского врача Клоди Файен. Она работала в Йемене, лечила арабов. Книга так и называлась — «Французский врач в Йемене».

— Ой, нет, — испугался Лев. — Перевести целую книжку! Небось, с художественным уклоном…

А тот:

— Да, немного с художественным. Зато впереди — целый год, успеешь, чего там… — короче, уговорил.

Ну, Лев живет себе, за десять месяцев ни разу в книжку не заглянул, думает, успеется, свои пишет задушевные книги о проблемах социального развития всей планеты, о лучшей жизни на Земле (которые впоследствии перевели на множество иностранных языков), мирно собирается с семьей на черноморский курорт в Гагры. Тут ему звонит редактор.

— Ну как? — спрашивает.

Лев ему во всем честно признается.

Тот в ужасе:

— Что??! Мы погибли! Бросай все дела и переводи!!! А через месяц сдай рукопись!

И вот мы втроем в Гаграх, Лев в белой войлочной шляпе с бахромой — сохранилась фотография: лежит на пляже, перед ним тетрадка на белом морском песке, рядом книга Клоди Файен, под боком французско-русский словарик — и строчит перевод: «Муж, дети, спокойное место врача на государственной службе, под сорок лет: обычно этого достаточно, чтобы считать невозможным любое далекое и опасное странствие. Однако, несмотря на все это, я еще не оставила мечты моей юности об удивительном путешествии…».

Во время войны Клоди Файен с мужем участвовали в антифашистском движении Сопротивления. Андре Файен, муж Клоди, был приговорен к расстрелу, она его чудом спасла. Тогда он сказал ей — она это нам рассказывала потом, когда мы познакомились поближе: «Проси чего хочешь», — сказал он ей. Она ответила: «Не спеши».

И вот — Париж, любимая работа, четверо детей. И вдруг она чувствует — как будто зов судьбы: она должна ехать в Йемен — горную страну на юге Аравии, древнее королевство Билкис, царицы Савской, друга царя Соломона, — лечить людей.

Андре отпускает ее на полтора года и остается с детьми в Париже. Он постоянно посылает ей лекарства и медицинское оборудование, там ведь не было ничего, ей всего не хватало, а болезни свирепствовали серьезные. В общем, эта Клоди Файен оказалась Альбертом Швейцером в юбке.

Пока оформляли документы, она готовилась к поездке. Получила диплом специалиста по тропической медицине, в Музее Человека прослушала курс лекций по этнографии, учила арабский язык, осваивала верховую езду…

Она приезжает в Йемен — как будто высаживается на другую планету, где процветает чистой воды средневековье, феодализм, родоплеменной строй, а европейцев на всю эту закрытую для иностранцев страну в общей сложности трое или четверо.

И начинается потрясающий рассказ, который полностью захватил Льва, например, как Клоди Файен отказалась лететь на самолете в Сана — столицу Йемена — из Таиза, хотя на этом настаивал принц, и отправилась в путь на машине по нескончаемой пустыне и плоскогорью…

«Поскольку путешествие, — пишет она, а Лев переводит и днем, и ночью, лишь иногда отрываясь на сон или еду, — должно быть медленным, если цель его — восточный город, туда следует ехать тем путем, каким шли старинные караваны, ибо лишь тогда можно ощутить истинную ценность этого города для человека».

Все, что там ею пережито, было написано с неслыханной любовью и вниманием. Какие характеры возникали перед изумленным взором Льва, какие судьбы!.. Начиная от удивительных обстоятельств рождения в Йемене: тут считается, что беременность может длиться годами. Ребенок в утробе, убеждали Клоди Файен местные жительницы, порою затаивается на неопределенное время, а потом развивается дальше по собственному усмотрению, поэтому, возвратившись после двухгодичной отлучки, муж иногда получает радостное извещение, что у него только что — как раз к его прибытию — родился сын!

Свадьбы, похороны, молитва, утреннее пробуждение города по зову муэдзинов, сладкие пироги из слоеного теста, облитые медом или растопленным маслом, страстный танец под барабаны с кинжалами, транс, в который впадает танцор, жизнь гаремов, пылевые вихри, подземные воды, арабский язык — прекрасный для выражения нежных чувств, но и великолепный для всплеска гнева, в этом случае слышатся свист, грохот, да и арабские ругательства несравненны — попробуйте, например, назвать кого-нибудь «акру»…