Николай Пржевальский - Путешествия к Лобнору и на Тибет

Глубоко тяжелую весть получил я сегодня телеграммою от брата из Москвы: 18 июня прошлого года моя мамаша скончалась. Полугодом раньше ее умер мой дядя. Невознаградимы для меня эти потери, понесенные в такой короткий срок. Если бы я не возвращался из Гучена в Зайсан, то о смерти матери не знал бы до окончания путешествия. Быть может, это было бы к лучшему. Теперь же к ряду всех невзгод прибавилось еще горе великое. Я любил свою мать всей душой. С ее именем для меня соединены отрадные воспоминания детства и отрочества, беззаботно проведенные в деревне. И сколько раз я возвращался в свое родимое гнездо из долгих отлучек, иногда на край света. И всегда меня встречали ласка и привет. Забывались перенесенные невзгоды, на душе становилось спокойно и радостно. Я словно опять становился ребенком. Эти минуты для меня всегда были лучшей наградой за понесенные труды…

Буря жизни, жажда деятельности и заветное стремление к исследованию неведомых стран Внутренней Азии снова отрывали меня от родного крова. Бросалось многое, даже очень многое, но самой тяжелой минутой всегда было для меня расставание с матерью. Ее слезы и последний поцелуй еще долго жгли мое сердце. Не один раз среди дикой пустыни или дремучих лесов моему воображению рисовался дорогой образ и заставлял уноситься мыслью к родному очагу…

Женщина от природы умная и с сильным характером, моя мать вывела всех нас на прочный путь жизни. Ее советы не покидали меня даже в зрелом возрасте. Правда, воспитание наше было много спартанским, но оно закаляло силы и сделало характер самостоятельным. Да будет мир праху твоему, моя дорогая мамаша!

Если мне суждено довести до конца предпринятое путешествие, то его описание будет посвящено твоей памяти, как некогда при жизни я порадовал тебя посвящением моего первого путешествия в Уссурийском крае.

26–27 марта. Стоим в урочище Чиркаин. Место плохое для пролетных птиц: речки небольшие, болота поросли сплошь густым тростником, и на открытых болотах везде лед. Погода большей частью дурная – холодная, ветреная и облачная. Вновь прилетел Grus cinerea [серый журавль]. Пролет Anthus aquaticus и Larus ridibundus [горный конек и обыкновенная чайка] усиливается. Эти два дня зуда у меня почти совсем не было; только на охоте не могу так много ходить, как прежде.

Сегодня приехал ко мне из Зайсана доктор Рашевский, обнадежил, что зуд не усилится в прежней степени; усталость же мало-помалу начнет проходить. Прибыл еще новый казак, Телешов, взамен Павлова. Завтра пойдем опять в Кендерлык, оттуда на озеро Улюнгур.

29 марта. Стоим возле деревни Кендерлык. Погода отвратительная, холод и буря.

Перед вечером получил от графа Гейдена телеграмму, в которой объяснено, что военный министр находит неудобным, при настоящих обстоятельствах, мое движение в глубь Китая. Теперь более уже невозможно колебаться. Как ни тяжело мне, но нужно покориться необходимости и отложить экспедицию в Тибет до более благоприятных обстоятельств. Тем более что мое здоровье плохо – общая слабость и хрипота горла, вероятно, вследствие употребления йодистого калия.

Пожалуй, что сам отказ итти теперь в экспедицию, даже болезнь и возвращение из Гучена случились к моему счастью. Больной теперь, я почти наверное не мог бы сходить в Тибет. Только сам я не хотел и не мог отказаться от мысли, хотя внутренне предугадывал неудачу.

Если же мы прошли бы в Цайдам, то китайцы, в случае ссоры с русскими, легко могли передушить нас. Посмотрим, насколько рассеется это дело в будущем.

С эстафетой послал в Главный штаб телеграмму с просьбой разрешить мне вернуться в Петербург для поправления здоровья.

30 марта. Остался еще на день возле Кендерлыка, чтобы поохотиться за тетеревами на току. Завтра же уйдем отсюда в Зайсан. Пробудем там с неделю, чтобы сдать на хранение, частью же распродать экспедиционные вещи, а затем поедем на почтовых в Семипалатинск и далее в Россию. Мои казаки, узнав о возвращении, сильно пригорюнились – видно, и для них заманчива вольная жизнь путешественников.

Климат марта. Против всякого ожидания, этот месяц был очень холоден. Первую его половину снег лежал еще сплошь по степи и таял понемногу равномерно; затем он вдруг исчез весь к 19 марта, а к 23-му числу вся степь была уже совершенно свободна от снега. Однако лед на озерах и болотах почти еще не трогался до конца месяца; северный склон Саура и даже его низких предгорий также весь был в снегу; только на солнцепеках чернеется земля.

В первую треть описываемого месяца, как и в феврале, часто были туманы; в последней трети вдруг начались сильные северо-западные ветры, которых прежде почти совсем не было. [136]Эти ветры всегда приносили холод. Вообще тепло в течение всего марта перепадало лишь изредка. Дни большей частью стояли облачные; морозы на восходе солнца доходили до -12,3 °C; во второй половине описываемого месяца снежных дней было пять. Первый дождь падал 10-го числа. Однако весенняя жизнь пробуждалась, лишь только становилось тепло; тогда на солнечном пригреве являлись насекомые, а в конце месяца ящерицы и бабочки; 28-го числа найден первый цветок; неделей раньше начала цвести ива. Пролет птиц в марте был бедный; впрочем, водяных, быть может, было немного на Иртыше и Зайсане.

Вообще ранняя весна, по крайней мере, нынешнего года, возле Зайсанского поста отличалась холодами и дурной погодой; теплых дней было очень мало. Весьма вероятно, что такое обстоятельство много зависит от влияния высокого Саура, который стоит стеною с юга.

Впрочем, такие холода, по словам старожилов, бывают не каждую весну. Чаще тепло настает раньше.

31 марта. Перешли из Кендерлыка в Зайсанский пост с тем, чтобы отсюда ехать в Петербург. Верблюды и все экспедиционные запасы останутся на хранении в Зайсане. Рассчитываю вернуться сюда к будущей весне и тогда с новыми силами и новым счастьем предпринять новую экспедицию.

Сегодня исполнилось мне 39 лет, и день ознаменовался для меня окончанием экспедиции, далеко не столь триумфальным, как мое прошлое путешествие по Монголии. Теперь дело сделано лишь наполовину. Лоб-нор исследован, но Тибет остается еще нетронутым. В четвертый раз я не могу попасть туда: первый раз вернулся с Голубой реки; второй – с Лоб-нора, третий – из Гучена; наконец, в четвертый раз экспедиция остановлена в самом ее начале.

Я не унываю! Если только мое здоровье поправится, то весною будущего года снова двинусь в путь.

Хотя остановка экспедиции совершилась не по моей вине и притом я сознаю, что это самое лучшее при настоящем состоянии моего здоровья, все-таки мне крайне тяжело и грустно ворочаться назад. Целый день вчера я был сам не свой и много раз плакал. Даже возвращение в Отрадное теперь мало радует.