Юрий Рерих - По тропам Срединной Азии

Мы долго беседовали с генерал-губернатором Ян Цен-синем, который возложил всю вину за наше притеснение на местных чиновников Хотана. Он заявил, что таоинь Хотана Ма Шао-ву совершенно никому не подчиняется, и образно сравнил Хотан с разбойничьим гнездом. По его словам, карашарские торгуты, известные бандиты, поэтому не удивительно, что у нас возникло там столько проблем. Когда же мы высказали предположение, что главным виновником инцидента в Карашаре был член городского совета, правитель Ян очень удивился и покачал головой. Его Превосходительство заверил нас, что здесь, в Урумчи, мы можем делать все, что нам захочется.

Мы попросили губернатора отдать распоряжение чиновникам о возвращении нашего оружия, и его превосходительство воскликнул: «Какой позор! Конечно же, оно будет вам возвращено! Вы, иностранцы — великие люди и должны прощать нас, маленьких людишек». Мы рассказали Яну о своих планах на будущее, и он сильно засомневался, удастся ли нам продолжить путешествие в Кансу. По его мнению, в Пекин можно было попасть только через Сибирь. Создавалось впечатление, что нас снова пытались заставить сменить маршрут.

После поучительной беседы с генерал-губернатором мы отправились к Фэн Яо-ханю, верховному представителю по иностранным делам, временно исполнявшему обязанности таоиня. Фэн несколько лет учился в японском университете и считался хорошим дипломатом. Он обещал всемерно содействовать экспедиции, но тоже усомнился в отношении предполагаемого путешествия в Кансу и сказал, что было бы лучше получить разрешение идти через Сибирь.

В тот же день профессор Рерих подал просьбу о разрешении на проезд через Сибирь, и ему сказали, что ответ поступит примерно через две недели. Мы пробыли в Урумчи гораздо дольше, чем предполагали. Господин Фельдман, директор Русско-Азиатского банка, любезно предложил нам дом с большим подворьем, принадлежавший банку, и мы с радостью приняли это предложение.

Каждый день мы совершали экскурсии по столице и часто встречались с местными чиновниками. Положение на границе с Кансу ухудшалось, по улицам Урумчи ежедневно проходили войска. Впереди походной колонны обычно шел оркестр, за ним несколько знаменосцев несли огромные красные, желтые и разноцветные флаги. Солдаты выглядели как пестрое сборище хулиганов в униформе. Рядом с солдатами часто вышагивали мальчики лет двенадцати, которые несли сразу по три винтовки. Это означало, что солдаты вверяли мальчишкам свое оружие, а сами в это время с наслаждением курили в ближайшем ресторане.

По синьцзянским законам даже мелкие собственники освобождались от военной службы, поэтому местная армия состояла из бродяг и нищих, набранных по приказу генерал-губернатора. Обычно для поставки нужного количества солдат совершался рейд по всем ночным клубам и игорным домам города и его окрестностей. Всех, кого там заставали, тут же арестовывали и отправляли в казармы. Ежемесячное жалованье солдата в Синьцзяне не превышало пяти лан, что примерно равнялось трем мексиканским долларам. Часто вместо денег выдавали опиум. Войска снабжались огнестрельным оружием разных калибров и систем, и это крайне затрудняло поставку боеприпасов в армию.

20 апреля вдруг неожиданно начался сильный снежный буран, не прекращавшийся трое суток. Резко похолодало, горы вокруг покрылись снегом.

25 апреля Фэн Яо-хань пригласил проживавших в Урумчи иностранцев на банкет в летний дворец генерал-губернатора. Этот дворец примечателен огромным чугунным памятником у входа, воздвигнутым Ян Цен-синем в собственную честь. Расходы по созданию и перевозке монумента из Китая в Урумчи легли на плечи «благодарных» жителей города.

5 мая Фэн Яо-хань подтвердил, что для экспедиции открыт лишь один единственный путь через Сибирь. Мы решили двигаться к озеру Зайсан, а затем на пароходе в Омск.

10 мая город украсили флагами, и солдаты прекратили военные учения. Пришли сообщения, что сининский генерал Ма разбит тибетцами. Несколько месяцев назад тунганские кавалеристы генерала Ма разграбили богатый и почитаемый монастырь Лабранг, и Джам-ян ше-па (Джам- дбьянгз бшед-па), воплощенный лама и настоятель монастыря, был вынужден бежать в Кхам, или Восточный Тибет. Лама разослал письма вождям всех племен на китайско-тибетской границе с призывом защитить монастырь от разграбления тунганскими солдатами. Племена выставили по два воина от каждого стойбища, и вскоре грозные эскадроны кочевников обрушились на аванпосты тунган. Солдаты Ма Чи были вынуждены отступить, а в окрестностях Танкара и Синина появились группы тибетских всадников. Оказавшись в критическом положении, генерал Ма бросил все свои боеспособные части против наступавших тибетцев. Напряжение на границе с Кансу немного спало.

11 мая на обеде в Русско-Азиатском банке мы познакомились с доктором В. Филчнером, известным немецким исследователем и автором нескольких книг о Северо-Восточном Тибете и Китае. Он рассказал нам о трудностях, возникших у него с местными властями, которые отказались уяснить научную цель экспедиции по заполнению существующих пробелов в магнитных исследованиях Центральной Азии.

13 мая генерал-губернатором был дан обед в нашу честь. Среди приглашенных был доктор Филчнер, господин Кавальери, господин Вельдман, католический миссионер и несколько китайских чиновников с кульджанской границы. Генерал-губернатор сообщил, что наш паспорт с разрешением на поездку в Пекин будет готов на следующий день, и пожелал нам счастливого пути. Обещанный документ представлял собой свиток длинной в шесть футов, в котором, помимо подробного перечня снаряжения и действий персонала, излагались художественные и научные задачи нашей экспедиции. Оружие нам вернули только накануне отъезда.

16 мая мы покинули Урумчи на трех русских телегах. Погрузка отняла много времени, к тому же, возница оказался очень раздражительным человеком и доставил нам немало хлопот во время путешествия.

Путь из Урумчи в Чугучак и Дурбульджин часто описывался в литературе. Покинув Урумчи, а вместе с тем и горную страну Тянь Шань, мы вступили в замкнутый Джунгарский бассейн, страну песчаных степей, солевых болот и озер. Джунгарский бассейн и окружающие его горные области всегда были местом великих кочевых миграций.

За два тысячелетия волны неукротимых кочевых племен, следовавшие одна за другой, основали здесь могущественную цивилизацию и поглотили коренное население. В течение столетий древний кочевой путь, один из старейших исторических высокогорных путей Азии, идущий к северу от Небесных гор или Тянь Шаня и соединяющий высокогорья Монголии со степными территориями, расположенными севернее Каспия и Черного моря, оглашался топотом скачущих орд. Мы до сих пор не в состоянии постичь истоки этого могучего движения народов, которые, будучи привлечены центрами древней культуры, вступили на путь завоевания и разрушения границ Китая и Римской империи. Железные легионы древних римлян и тонкая дипломатия китайских правителей не в состоянии были сдержать их яростных атак.