Владимир Дружинин - Без переводчика

«Брюссель — сердце Европы, здесь перекрещиваются пути тысяч отпускников из разных стран», — возглашают в эти дни новогодних торжеств газеты и радио. «Центр Брюсселя сейчас — волшебная сказка для детей и взрослых, царство праздничных подарков. Вашу безопасность в этом царстве будут охранять полицейские из Франции, Англии, Люксембурга…»

Действительно, на праздники в Брюссель приглашаются иностранные регулировщики помогать бельгийским, а по сути для той же рекламы, чтобы поддерживать звание «перекрестка отпускников».

Нет, я не возражаю против столь мирного использования полицейских сил. И не намерен порицать вообще всякую рекламу. Я могу лишь полюбоваться веселыми гирляндами лампочек, перекинутыми через улицу.

Однако с первых же шагов по бульвару Анспах мне показалось, что дома смущенно прячутся в тень, что пышные титулы, сочиненные к празднику, не очень-то их радуют…

Я только что был в книжном отделе универмага. На вопрос, можно ли купить популярный роман бельгийского автора, услышал откровенное и решительное «Нет!». А бывают ли вообще в продаже книги бельгийских писателей? «Бывают, мсье, но их что-то давно у нас не было…»

Я иду по бульвару и читаю афиши кинотеатров. Есть ли хоть один бельгийский фильм? Ни одного… В нашей стране зрители запомнили глубоко человечную, трагическую картину «Чайки умирают в гавани». Значит, есть в Бельгии талантливые люди и в кино. Между тем мне сказали, что бельгийских картин месяцами не видно на экране. Часто слышишь: «Где нам тягаться с издательствами Парижа, с киностудиями Франции, Италии, Соединенных Штатов!»

Детективные фильмы теперь явно на втором месте. Ведь они, как-никак, требуют сюжетной изобретательности. Зато от многих умственных забот освобождает «секси» — часто попросту серия обнажений, связанных скорее конферансом, чем драматическим действием.

Реклама зовет в кинотеатр посмотреть «Всемирный сверхспектакль» — так озаглавила свое представление итальянская фирма. В нем участвуют звезды стриптиза Рима, Нью-Йорка, Лондона, Гонконга, Парижа… Француженка Жанетта раздевается, держа перед собой маску в виде мертвой головы. Должно быть, уже вся эстрадная бутафория перерыта в поисках будоражащей новинки.

Великолепная техника, прекрасная операторская работа, балетная выучка многих «старлетт» — все для демонстрации неаппетитной, нездоровой чувственности. Все для того, чтобы «содрать покровы» и «подразнить»: ведь таков перевод американского слова «стриптиз».

Если кто и получает от этого пользу, так только хозяин ночного клуба, занимающего подвал недалеко от кинотеатра. Нанятый зазывала без стеснения входит прямо в кинозал, благо входить и выходить во время сеанса разрешается.

— Очень интимное заведение, мсье! — доверительно сообщает зазывала, протискиваясь по рядам.

Ночных клубов на главной улице много, и большинство из них, судя по ценам на афише, рассчитано на таких «отпускников», которые могут отдыхать хоть круглый год.

Но вот еще кинотеатр. Нет, здесь не «секси», a «terror», что значит «ужас». Не кто иной, как Альфред Хичкок, известный фабрикант киноужасов, прислал Брюсселю свой последний боевик! Надо отдать ему должное: пугать он умеет. Зрители закрывают лица, кто-то кричит от страха. На экране птицы объявили войну людям. Огромные, фантастические птицы нападают на детей, идущих в школу, влетают в окна домов… Потоки крови, вопли жертв. К счастью, двери зала кинотеатра всегда открыты, можно спастись бегством.

Приходит в голову сопоставление, вполне уместное тут, в столице Бельгии, — «Синяя птица» Метерлинка, зовущая к добру, и кровожадные, взбесившиеся птицы Хичкока…

«Синяя птица», увы, забыта на ее родине! В старейший, священный для бельгийцев театр «де ля Моннэ» проник жанр «ужасов». На афише, правда, «Веселая вдова», оперетта Легара, ставшая классической. Но постановка… Режиссер заставил веселую вдову петь под аккомпанемент орудийной канонады, среди развалин и трупов.

Одна газета утверждала, что со дня исторического спектакля «Немая из Портичи» в зрительном зале еще ни разу не было такого шума. Привычная ко всему, публика на этот раз дружно возмутилась, а композиторы и драматурги Брюсселя прямо потребовали прекратить расправу над наследием Легара.

Власть таких владык, как Хичкок, прочна. У них нет пушек, как некогда у короля Голландии, но они все же могущественны.

Их колонии на бульваре Анспах и на многих других улицах мира. Империи кино, зрелищ, ротационных машин завлекают зрителя не только первоклассной техникой, но и талантами. Да, недооценивать противника глупо и опасно. Тот же Хичкок по-своему талантлив. Он изощрен, изобретателен и упорен в своем стремлении показать, что человек отвратителен, зол, что он не способен жить в ладу ни с ближними, ни с природой.

Зритель, дергающийся в кресле, как на электрическом стуле, не хочет этому верить, но положение у него трудное. Свободный выбор, якобы неограниченный для человека Запада, на самом деле и в этой области узок. Конечно, и в Бельгии есть подлинные самоцветы искусства, и немало. Однако они даже нам известны лучше, чем у себя на родине. Ведь о них реклама не кричит.

Цветистых фальшивок такая масса, что газетный критик, обладающий вкусом, часто вынужден просто указывать: «Из многих зол экрана это все же меньшее». Или: «Если сравнить с грубыми поделками, можно сказать, что картина только слегка аморальна».

Что и говорить, мало утешительного для зрителя! Что же он-то думает об этой духовной пище? Не будем гадать, гораздо проще опять спросить «человека на улице».

Беседа завязалась в кафе, за круглым столиком, на котором красовалась огромная фирменная пепельница марки «Пьебеф». Мой визави — интеллигентный на вид мужчина средних лет.

— Я хожу главным образом на симфонические концерты, — сообщил он, — К кино у людей мыслящих отношение ээ… несколько ироническое. Но многие, знаете, привыкли к дешевке, к этим примитивным раздражениям…

Помолчав, он прибавил:

— У нас ведь большое влияние имеет мода. Посмотрите, как одета молодежь! На голове — ничего! Я врач и часто предупреждаю: зимой без головного убора выходить рискованно. Это грозит разными заболеваниями… Нет, как же можно? Мода! Позвольте, мода-то эта явилась из южных мест! В Париже и то теплее, чем у нас, не говоря уже об Италии. Бесполезно, слушать не хотят!

Переход от искусства к головным уборам показался мне слишком резким, но только в первую минуту.

— Нет, я не против моды… Но вспомните: разве когда-нибудь мода так командовала, как теперь? Да, это царица, коронованная нашей цивилизацией…

В самом деле, мода, которой некогда следовали лишь богатые или знатные, в наше время имеет миллионы подданных: ей подчиняются одежда, кинофильмы — все решительно.