Владимир Дружинин - Без переводчика

ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ

ГЕОГРАФИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Художник Д. Б. ЛИОН

М., «Мысль», 1965

Вот уже месяц, как я, специальный корреспондент советской газеты, в Праге. Чешский язык перестает быть для меня полным неожиданностей и загадок, как раньше. Я уже не удивляюсь

тому, что вокзал это «надражи», в буквальном переводе — «на дороге».

Я привык, к тому, что «позор» надо понимать как «внимание» и поэтому в объявлении «Позор, ауто!» нет ничего обидного для автотранспорта. Что «черствы» значит «свежий» и мрачная на первый взгляд надпись на окне ресторана «Обчерстнени» в действительности приглашает не зачерстветь, а освежиться лимонадом.

Все окружающие: официант, парикмахер, лифтер в гостинице, трамвайный кондуктор в черном френче, с мокрой губкой на ремне, к которой он прикасается, собираясь оторвать билет, все терпеливо и дружески помогают приезжему русскому быстрее освоиться с языком. Но конечно, решающая роль принадлежит Маженке Штысковой, преподавательнице чешского языка.

Эта высоченная, то и дело краснеющая девица с пудовым портфелем, недавно окончившая университет, приходит ко мне три раза в неделю. Она живет в Праге шесть лет, но до сих пор не привыкла говорить по телефону и совсем незнакома с разнообразными «забавами», которыми так богата столица. Я хорошо представляю себе крепкую, строгих нравов крестьянскую семью в Моравии, где Маженка выросла.

В свой предмет она влюблена. К ее огорчению, я с первого же урока отказался от учебника грамматики. Мы просто разговариваем по-чешски.

— Что вы ели за обедом? — спрашивает она, краснея.

— Кнедлики, — отвечаю я бодро.

Это слово я знаю давно. Еще бы! Кто, читавший Гашека, не запомнил кнедлики, любимое кушанье Швейка? Обваренные в кипятке комки теста, разрезанные на дольки, — главное и неизменное в чешском меню.

— А просим вас, с чем кнедлики? — застенчиво допытывается Маженка.

Их едят с «омачкой» — подливкой, с «зели», то есть с капустой, с «масем» или «вайцем» — с мясом или яйцами. В природе нет ничего съедобного, что нельзя было бы есть с кнедликами. Опыт позволяет мне ответить и на этот вопрос.

— А суп вы ели? — не унимается Маженка.

С супом получилась заминка. Дело в том, что сегодня я пришел в ресторан около трех, то есть в конце обеденного времени, и официант заявил мне: «Жадна полевка». «Жадна» значит «никакая». Чехи часто обходятся без супа и варят его мало. Так как в Чехословакии рестораны с трех до шести закрываются, я отправился в «Автомат», где собственными руками — никаких автоматов там не оказалось — получил у прилавка обед, поставил на столик, покрытый стеклом, и поел стоя. На первое — бульон, слегка заправленный манной крупой, на второе — кнедлики с мясом.

Всю эту историю я пытаюсь изложить Маженке по-чешски, и мой рассказ звучит как некое сложное, местами загадочное приключение. То и дело я спотыкаюсь о самые простые слова.

Как сказать по-чешски «вышел»? Так и будет — «вышел». Как все-таки близки наши языки!

Я записываю в тетрадке слова родные и для русских, и для чехов: «хлеб», «вода», «лес», «гора», «лето», «зима», «рука», «нога». Еще больше слов, слегка измененных, например «ржека» — река. Там, где у нас «р», у чехов нередко «рж».

Вот что еще бросается в глаза: в языке у чехов много слов, которые для нас звучат архаически, отдают пергаментом летописи, древней книгой в кожаном переплете с медными застежками. «Жизнь» — по-чешски «живот», «сегодня» — «днес», «топор» — «секера», «плата» — «мзда». Где мы читали слово «вельми»? Да в торжественных одах Хераскова, Державина! А чехи постоянно употребляют «вельми» в значении нашего «очень». Чехи говорят: «в реце» (в реке), «в руце», совсем как в летописи у Нестора. Странной кажется фраза: «Рад чту», то есть «люблю читать» или «читаю с радостью». Но вот она, летопись Нестора, извлеченная из гигантского портфеля Маженки. К киевскому князю Владимиру приходит философ, чтобы рассказать о своей вере. Князь обращается к нему со словами: «Послушаю рад».

В то время наши языки были еще ближе. Как говорит легенда, праотец Чех жил со своим племенем сперва вместе с другими славянами, между Днепром и Вислой. Потом стало тесно, и повел Чех своих сородичей на юго-запад, через горы, искать новых земель, и поселились они в долине Влтавы. В действительности дело обстояло сложнее. Академик Неедлы доказал, что на территории Чехии с древнейших веков обитали предки славян. Но некое зерно истины в легенде есть. Тесное родство чешского языка с польским бесспорно: чехи понимают своих северных соседей. Сходство не только в словах, но, например, и в обилии звуков «пш», «тш», «рж», «рш».

Может быть, вы подумали, что чешский язык чуть не целиком сохранился от древних времен? Никоим образом! Новые предметы и понятия всегда рождают новые слова. Тут мы столкнемся еще с одной особенностью языка чехов — в нем очень мало иностранных слов. «Футбол» — по чешски «копана», от глагола «копат», что значит не только копать, но и ударять ногой. Аэродром называют «летиште», нет слова «комитет», а есть «вибор». Чехи ревниво оберегали свой язык.

Еще в XVII веке ученый монах Бальбин в своей книге «Оборона чешского языка» писал, что чешский язык не погибнет, не онемечится, так как он имеет опору в братских языках — русском и польском.

Над созданием чешского литературного языка много потрудились «будители» — передовые ученые XIX века Юнгман, Добровский. Огромная заслуга их состояла в том, что они, вводя в язык новое, намечая пути его развития, обращались к живой народной речи. Нередко черпали они слова и из сокровищницы русского языка. Самый факт существования на свете великой самостоятельной славянской страны с богатейшей литературой воодушевлял «будителей».

— Для народа потерять язык — это больше, чем потерять знамя в сражении, — говорит Маженка, блестя глазами, — Как много сделали наши «будители»…