Владимир Дружинин - Без переводчика

О «будителях» она может рассказывать без конца, извлекая книгу за книгой из своего бездонного портфеля.

Однажды она позвонила от меня по телефону. Трубку она взяла со страхом, побледневшая, и призналась, что не привыкла к телефону.

— Можно пана профессора Ламач?

Минуту-две она держала трубку, то бледнея, то краснея, потом резко положила ее на место.

— Профессора нет? — спросил я.

— Нет… То есть, не знаю… Пошли искать… Но его, наверное, сейчас нет, в это время…

Через два дня эта сцена повторилась. Маженка ничего не объясняла, а я не спрашивал.

Как-то рано утром раздался телефонный звонок.

— Извините за беспокойство, — раздалось в трубке. — Я профессор Ламач. Штыскова бывает у вас? Извините еще раз, но я ищу ее по всему городу. Совершенно невозможная барышня! Не обременит вас моя просьба?

— Нет, пожалуйста.

— Так вот, передайте ей, что ее статья очень хорошая. Мы ее печатаем в «Ученых записках». Автор должен немедленно сделать небольшие поправки перед набором.

— Статья?

— Да, исследование об одном из наших «будителей». Она не говорила вам? Она вообще никому… Удивительная барышня! Так не откажите в любезности! Хорошо?

Радостную весть я сообщил Маженке по-чешски и поздравил ее тоже по-чешски. Она залилась румянцем и долго не могла ничего ответить, потом выпила стакан воды.

— Напишите домой, родителям. Из вашей деревни, наверно, не было ученых, — сказал я.

— Ну, какая я ученая! — замахала она руками. — Нет, нет… Я не представляю… Ученая? Нет, нет, где мне. Скажите, а он это… вполне серьезно? Ах, что я говорю, Ламач всегда серьезен, у нас девушки даже боятся его. Н-но… — и она вспомнила об уроке, — Что вы читали сегодня в газетах?

Карлов мост, построенный в XIV столетии и украшенный старинными изваяниями, известен далеко за пределами Праги. Он описан во всех путеводителях. Он изображен на открытках, портсигарах, деревянных ларцах, фарфоре, стекле, даже на галстуках.

Однако прелесть этого древнего сооружения раскрывается не сразу. Вначале, с первого взгляда, оно может показаться театральной декорацией. Надо прийти сюда на склоне дня, когда редеют прохожие, машины, а вода бегущей внизу Влтавы начинает темнеть. Прийти, остановиться у каменного парапета и прислушаться. Да, именно прислушаться. Легенды, исторические события предстанут здесь перед вами в новых красках. Кажется, камни моста повествуют о прошлом.

Шесть веков стоит мост. Секрет его прочности будто бы в том, что в раствор, скрепляющий камни, добавлен яичный белок. Тысячи подвод с яйцами двигались в Прагу, на стройку моста. В одном дальнем городе решили сварить яйца, чтобы они не испортились в дороге. То-то было потехи, когда прибыли возы с крутыми яйцами!

Но вот не легенда, а правда. Правда, которую пытались замолчать некоторые ученые на Западе. Славянская Чехия занимала в отношении техники передовое место в средневековой Европе. Прага показывала образцы строительного искусства. Она первая в Европе замостила улицы. В Лондоне каменные мостовые появились сто лет спустя.

На выступе мостового быка, над самой водой, статуя рыцаря с копьем. Это Брунцвик. Легенда говорит, что Брунцвик вырос в Праге и в молодые годы отправился по свету наказывать злых, защищать обиженных. В тридевятом царстве он убил в жестоком бою дракона, державшего в плену дочь короля. Обрадованный король, как полагается в сказках, предложил принцессу Брунцвику в жены. На этом веселой свадьбой и заканчиваются обычно такие истории. Но чешская легенда о Брунц вике имеет другой конец. У Брунцвика была невеста в Праге, и он отказался жениться на принцессе. Разгневанный король запирает его в темницу; однако с помощью своего волшебного меча Брунцвик освобождается от оков и спешит на родину. Тут, в родной Праге, свадьба.

И еще говорят: меч Брунцвика замурован в кладке моста. Когда чехи будут в смертельной опасности, меч сам вырвется наружу и взнесется в воздух. В то же время распадется гора Бланик и выйдет на свет заколдованное войско, скрытое в ее недрах. Меч Брунцвика острием укажет воинам врага, поведет их в победную битву.

Шестьсот лет! Уважением проникаешься к этим камням, по которым ходил Тихо Браге, вычислявший движение небесных светил, шел на проповедь обличать жестокость богатых и знатных магистр Ян Гус.

— Берегитесь, хищники, обдирающие бедняков, убийцы, злодеи, не признающие ничего святого!

Гуса слышала вся Чехия. Инквизиторы в 1415 году сожгли его на костре, но искры от этого костра разлетелись по всей стране и пламя гуситских войн охватило Европу. Вооруженные крестьяне и ремесленники вступили в бой за свободу.

Кажется, зажмурь глаза — и сквозь плеск Влтавы и глухие шумы вечернего города услышишь грохот военных повозок и звон шагов отважного гуситского воинства.

Много видел этот мост. Здесь сражались на баррикадах повстанцы 1848 года. Сюда падали австрийские ядра: императорские войска заняли гору Петршин, возвышающуюся над Прагой, и оттуда стреляли по городу. Быть может, тут, на баррикаде, дрался плечом к плечу с чешскими друзьями М. А. Бакунин.

Древние камни моста прочны. 9 мая 1945 года он, не дрогнув, принял советские танки армии маршала Конева, вступившие в Прагу. Весна была тогда необычно ранняя, уже цвела сирень, и душистые ветви ложились на броню танков, разогревшуюся от долгого и трудного похода из-под Берлина. Первый советский танк, вступивший в Прагу, остался здесь; его подняли на пьедестал и сделали памятником. И теперь, в весенние дни, его броню украшают цветами.

…Я стоял на Карловом мосту у каменного парапета. Сумерки сгущались, вода Влтавы чернела, и уже смутными стали очертания горы Петршин и другой, ближайшей к мосту вершины, увенчанной дворцом и храмами пражского кремля.

Но вот начали зажигать огни. Казалось, кто-то огромный швырял пригоршни крупных светляков. Не все они долетели до земли, не все падали в черную Влтаву, часть повисла на холмах, уже невидимых теперь, а один светил над всеми на шпиле кремлевского собора. И вдруг этот храбрый огонек и многие другие потонули, потому что из разных мест города вырвались снопы света, гораздо более яркого. Здания кремля и башни, замыкающие Карлов мост на правом и левом берегу, словно поднялись в воздух на вытянутых руках прожекторов. На башне, ближайшей ко мне, отчетливо обозначились лепные фигуры воинов, головы чудищ, сказочные птицы. Но и далекий дворец на кремлевском холме был озарен так сильно, что можно было пересчитать все окна на его фасаде, стеной опоясавшем вершину. Зрелище волшебное, незабываемое! Над живой, сегодняшней Прагой словно взмыла старая Прага, явилась из черноты прошлого, бережно поддерживаемая клинками прожекторов, напоминая традиции этого прекрасного города — благородные и мужественные.