Владимир Дружинин - Без переводчика

Как-то раз я зашел в магазин сувениров, приютившийся возле собора. Что взять на память о Фландрии? Конечно, фигурку Тиля Уленшпигеля! Из металла, из дерева — все равно. Однако моя просьба крайне удивила хозяйку магазина.

— Уленшпигель? Кто этот господин?

Тут настала моя очередь удивляться. Во Фландрии не знают Уленшпигеля? Хозяйка растерялась, позвала кого-то. Из-за перегородки вышел мужчина средних лет, видимо ее сын.

— Уленшпигель? Да, да, я слышал. Есть такая книга… Но я не читал.

И это здесь, на родине Тиля! Не хотелось верить… Вот тогда я и узнал о черных списках. Времена инквизиции как будто давно прошли, но церковники не простили Уленшпигеля. Особенно пекутся они о том, чтобы книга не попала в руки детям.

Официально духовной цензуры в Бельгии нет. Но фактически она существует. И левая печать постоянно протестует против нее.

Отцы церкви с величайшей оперативностью благословляют все то, что можно выгодно для себя использовать. В одном городке рыбаки справляют церемонию, зародившуюся еще в языческие времена. Это в сущности умилостивление духов моря. И священники всегда во главе торжества.

В Бельгии множество таких местных празднеств с ряжеными, с играми, плясками. Идут ли в процессии мушкетеры или стрелки из лука, движутся ли чудовища и идолы из дохристианского пантеона — все равно без церковников не обойдется. Они стараются «окрестить» все традиционные народные гулянья и развлечения.

Цеховые праздники, как и в средние века, начинаются мессой в честь святого патрона, то есть покровителя той или иной профессии. Однако как быть с профессиями новейшего времени? Что ж, и для них установлены «дни ангела». Католическая церковь уже назначила патрона автотранспорта, патрона журналистики…

Может быть, в «свободном мире» отношение к церкви — личное дело каждого? Наивное представление! Студентам, тем легко смеяться над «чернолобыми» в день Верхагена. А у взрослого человека жена, дети… Нет, его не заставляют ходить на мессу. Но лучше не ссориться с кюре. Ведь детям надо учиться, а половина школ в Бельгии католические, в руках церкви. В государственных школах часто не хватает мест, к тому же и в них без кюре не обходится. Кюре участвуют в школьных советах, преподают, дают рекомендации учителям… От кюре зависит устройство ребенка в летний лагерь: ведь у церкви есть свои католические детские лагеря и площадки. Она же руководит отрядами католических бойскаутов.

— Наш кюре, — сказал мне знакомый, — пожелал узнать, как прихожане проводят отпуск. Один врач хотел купить путевку в Советский Союз. Кюре это не понравилось, и он отговорил-таки его, убедил ехать в Италию…

Он прибавил, что врач не верит ни в бога, ни в черта, но… церковь требует подчинения. Не поладишь с кюре — не досчитаешься многих клиентов.

Все это относится вовсе не к одному Брюгге и не только к Бельгии.

Но Брюгге — «готический оплот традиций». Так назвал его бельгийский писатель Даниель Жиллес, с которым я познакомился во время своей поездки.

До поездки в Бельгию я узнавал эту страну по книгам Жиллеса. И поэтому я с особым удовольствием пожал его крупную, сильную руку.

Жиллес плечист, темноволос, глаза у него черные, очень молодые, в них играет огонек, как бы вызывающий вас на спор. Я представил себе его на студенческом празднике в день Верхагена запевающим хлесткую песню. Не выпуская мою руку, Жиллес сказал:

— Я немного умею по-русски… Нет, не говорю, только немножко читаю.

Между тем русским языком он владеет настолько, что свободно читает и наши романы, и солиднейшие труды наших литературоведов. Его книга о Льве Толстом, имевшая большой успех у читателей, показывает, как тонко понял Жиллес мысли и стиль великого русского писателя. На очереди книга о Чехове. Особенно большой известностью пользуются романы Жиллеса. Их переводят и у нас.

«Туманы Брюгге» — так называется новый роман Жиллеса. Из всех его книг я больше всего люблю эту, — может быть оттого, что Брюгге поразил меня своей вечной красотой… Писатель распахивает двери старинного, богатого особняка ван Беверов — потомственных дельцов. Старый циник Макс ван Бевер и его Худосочный, никчемный отпрыск Ги замышляют жульнические аферы, силясь удержать родовую вывеску.

В затхлую атмосферу особняка попадает хорошая, душевная женщина. Выходя замуж за Ги, Даниела надеялась вырвать мужа из его мирка. Но напрасно! Даниеле надо спасать себя. К счастью, она встречает человека, который любит ее и также ненавидит среду ван Беверов…

Как истинный бельгиец, Жиллес лишен сентиментальности. Он контрастно, резкими мазками очерчивает характеры. Ничего не сглажено! Даниела пошла против ван Беверов, а такие жестоко мстят тем, кто не подчиняется их уставу. У ван Беверов есть сильная союзница — церковь.

Развод в Бельгии труден, процедура длится годами, суд четыре раза вызывает мужа и жену. Но добро бы только это! Респектабельное общество в ужасе. Развод! У нас в Брюгге! Даниелу преследует клевета, ее засыпают анонимными письмами и наконец выживают из города.

Жиллес поместил своих героев в Брюгге, так как это «готический оплот традиций». Но конечно, писатель мог избрать любой другой город.

Жиллесу требовалось мужество, чтобы написать и опубликовать такую книгу. «Туманы Брюгге» выпущены в Париже. На родине трудно было бы найти издателя.

Стоит книга дорого, покупают ее немногие. Гонорар автора зависит от числа проданных экземпляров. Жиллес выпускает каждый год по книге и все-таки литературного заработка на жизнь не хватает.

— Да и кто у нас кормится своим пером? Один-два человека, не больше, — говорит Жиллес. — Я встаю рано утром, пишу, потом отправляюсь в банк. Да, я служу в банке.

Должно быть, он заметил на моем лице сочувствие и засмеялся.

— Что, скажете скучное занятие для писателя? Нет, ничего, я привык. Мы, бельгийцы, такие: ноги шагают по земле…

— А голова в облаках, — подхватил я.

— О, вы уже знаете! Да, в облаках. Это для головы не вредно. Лишь бы не в тумане…

Смеясь, он крепко сжал мне руку. Встреча наша была короткой, но из памяти она не исчезнет.

«Туманы Брюгге» стоят сейчас на полке, рядом с моими любимыми книгами.

Право, путешественнику мало одних карт и сухих справочников! Помню, как, бывало, стихи Шандора Петефи открывали мне Венгрию. А на берегу Шельды, текущей к Северному морю, моими спутниками были строки Верхарна о веселом малом на палубе, о плавучем его доме.