Петр Кулик - Бауманцы. Жигули. Дубай. Лучший сериал о том, как увидеть такой разный мир из окна старой девятки

Изнеможденные ребята, сломанные велики и солнечный удар

На дискотеку в соседнее село

Мы уселись на свободные места и переглянулись друг с другом, не пытаясь сдержать улыбки. Этой самой многозначной улыбки, после которой все понятно.

ПЕТЯ

За прошедшие пару суток мы успели прожить несколько жизней: параплан посреди соляного озера, уничтожающая жара и ее подруга влажность, город-призрак, иранский разноцветный остров, настоящая борьба за дело и за свою жизнь.

Когда колеса девятки заехали на паром, я не чувствовал искренней радости. Мне не хотелось позволять себе испытывать положительные эмоции раньше времени, так как они могли притушить пламя внутри меня. Я понимал, что, если обрадуюсь сейчас, а на границе нас не пустят, это будет, возможно, самое сильное чувство обиды в моей жизни.

Девятка погрузилась на борт корабля самой первой, за ней был белый здоровенный Lexus, ну и замыкал колонну, разумеется, новый Porsche. Выглядело это трио комично, но брала и своего рода гордость. Мы с парнями смеялись над водителями двух остальных машин, приговаривая: «Пф, на Порше и Лексусе каждый может». Девятка была припаркована, мы были на корабле, и это было приятно. Сегодня ночью спать можно было немного спокойнее. Мы поднялись наверх. Перед нами открылся салон корабля, но выглядел он как салон самолета. Ряды пассажирских кресел простирались от носа до кормы парома, в каждом ряду было порядка 20 мест. Белозубые иранские мужчины в белых одеяниях раскладывали багаж, их женщины исключительно в черной одежде и головных уборах усаживали неугомонных детей. В центре корабля расположился буфет с витриной, где персонал судна готовил ужин и очень интересным образом заваривал чай. На витрине стоял огромнейший бронзовый чайник объемом литров 10. Его размер был больше баскетбольного мяча, трех наших голов вместе или стандартного школьного глобуса. Чтобы заварить такую массу, к ручке чайника за веревочки привязали около 30 чайных пакетиков. Рядом лежал твердый иранский сахар в пакетиках и бумажные стаканчики. Взяв по стаканчику чая, мы с ребятами нашли себе по свободному ряду и разлеглись на них в ожидании ужина. Через два часа после погрузки мы все еще стояли в порту, но уже с едой на столе. Иранские морские компании кормят пассажиров кебабами с желтым рисом, а запивать дают очень странным молоком с мятой. Как оказалось, эта еда готовится в портовой столовой, где нас угощал Мортеза.

Понты дороже денег

После ужина мы пошли на обход корабля. На нашу удачу, вместо уже привычных нам дырок в полу на корабле были унитазы, хоть и без туалетной бумаги. Все привели дела в порядок, сняли немного материала для фильма и пошли по разным углам.

В моем углу я пользовался последними иранскими гигами, чтобы связаться с Россией:

«Ну что, мы на пароме – самом дорогом в моей жизни, но это меня не волнует».

На другом конце провода, в глухой деревне сеть тоже была плохой, но ее хватило для обмена парой сообщений.

«Так рада поймать себя на мысли, что где-то там, между Ираном и Эмиратами, есть Петя. И что скоро он приедет домой, – писала Аня. – Удачи тебе завтра, справься».

Предполагаю, это все может показаться читателю со стороны слишком романтизированным, но ведь так и было. Я из тех людей, кому с трудом дается писать про любовные вещи, но они стали неотъемлемой частью этой истории. Аня давала мне две самые мотивирующие, главные для меня вещи – веру и поддержку. Именно они и питали меня в особенно сложные моменты. Честно говоря, я не думаю, что без ее участия эта история состоялась. Берег в иллюминаторе исчез, его примеру последовала и сеть. На душе было радостно. Я знал, что вне зависимости от исхода завтрашней битвы с законом дальше я уже не уеду – начнется миграция Кулика домой, в родные края и болота.

Служащие приготавливали корабль ко сну, пассажиры укладывали детей спать, а наш усатый кок заваривал очередную порцию чая в своей бронзовой кастрюле для бессонных гуляк. Такими гуляками были и мы с Димой. Взяв себе по стаканчику, мы очутились на палубе, где начали обсуждать наши конфликты. Как я и писал, прошедшие дни были непростыми, а оттого пришлось понервничать больше обычного. Благо мы всегда были в первую очередь друзьями, боевыми товарищами, поэтому могли и обсуждали все тревожащее. Первый час, второй, третий – мы с Димой обстреливали принципы друг друга самыми жесткими аргументами в наших арсеналах. Но этот обстрел был вовсе не войной, а способом потушить горящий лес, поиском истины. За это время сквозь палубу крейсировали и служащие, и одинокие иранские мужчины, и Федя. Он был достаточно усталым, поэтому разлегся на деревянной лавке и изредка добавлял что-то к нашему диалогу. Через какое-то время ушел и он. К 3–4 часам ночи мы с Димой друг друга поняли и направились с жаркой ночной палубы вместе спать. Наш старший брат уже вовсю набирался сил для завтрашнего рывка. Мы оба последовали его примеру, каждый на своем ряду растянулся вдоль четырех свободных кресел. Посмотрим, что принесет нам завтрашний день.

ПЕТЯ

– Чуваки, земля! – первое, что я помню, когда проснулся.

Я выглянул в иллюминатор и протер глаза, чтобы понять, не мерещится ли мне увиденное. Из-за высокой температуры все было затянуто паром и пылью, в которых равномерно рассеивался свет. Небо и вода в заливе приобретали молочный окрас и практически сливались, однако на границе их слияния вырисовывалась черная толстая полоса – это была суша. На моем сонном, помятом лице появилась легкая умиротворенная улыбка: «Невероятно. Мы почти добрались». Промелькнула моя первая за этот день мысль. По мере приближения к суше сквозь дымку начали проглядываться бесцветные силуэты небоскребов. Берег был просто усеян этими гигантскими стеклянными строениями. Это так странно, ведь по одну сторону парома была нищета, страдания, былое величие, одна из самых древних историй, бараки, низкие страшные дома, а по другую – тучи денег, гигантские небоскребы, меньше века истории и самые богатые люди планеты. При повороте моей головы на 180 градусов мир действительно переворачивался.

– Вы знаете, пацаны, я никогда не думал, что буду стоять на корабле и говорить это слово – «земля», – сказал с легким, добрым смешком Дима. – Вот все эти небоскребы. Башни и все, все, все!