Гурий Яковлев - Ледовые пути Арктики

При таком многообразии льдов в Северном Ледовитом океане, естественно, возникает вопрос, какие же из них преобладают. Ранее господствовало мнение о сплошном распространении паковых льдов в Центральной Арктике, но оно оказалось ошибочным. Высокоширотные экспедиции и дрейфы научно-исследовательских станций показали, что в приполюсном районе есть ледяные поля различного возраста и довольно много разводьев. Мощные паковые льды преобладают только в районах, примыкающих к Канадскому Арктическому архипелагу и морю Бофорта. Большую часть года в Арктическом бассейне льды покрывают 90% площади.

Большие скопления сплоченных льдов называются ледяными массивами. В Арктическом бассейне выделяют два главных массива многолетних льдов: Канадский — самый мощный, расположенный в восточной части Северного Ледовитого океана, и Приатлантический — гораздо меньшей мощности, состоящий преимущественно из льдов двух-трехлетнего возраста — в западной части Северного Ледовитого океана. Естественный раздел между ними — подводный хребет Ломоносова, протянувшийся на 1800 километров от Новосибирских островов через полюс к Канадскому Арктическому архипелагу. От обоих массивов в разных направлениях отходят отроги — так называемые языки.

Все эти чрезвычайно разнообразные по виду и возрасту льдины, мозаичным ковром покрывающие поверхность океана, находятся в непрерывном движении. Движение льдин в океане напоминает ледоход на реках, только в океане направление дрейфа льдов может быть самым разнообразным и часто меняется. Льдины сталкиваются друг с другом, разламываются, громоздятся одна на другую.

Тонкие, молодые льды при сжатиях обычно наслаиваются друг на друга, причем часто образуются многослойные льдины. В таких случаях толщина молодого льда бывает значительно больше, чем при естественном намерзании. Старые, толстые льды при сжатиях ломаются и громоздятся друг на друга, образуя торосы. Естественно, что, чем толще лед, тем в более внушительных масштабах происходит его торошение. Нередко оно охватывает большие районы, и тогда человек становится свидетелем одного из самых потрясающих явлений природы. Высота торосов достигает 3-5 метров, а при очень сильном сжатии — 10 и более метров. Не бывавшим в Центральной Арктике трудно вообразить эту картину всторошенного, вздыбленного льда, невообразимой массы нагроможденных льдин всевозможных размеров. Когда льды приходят в движение, нет такой силы, которая может остановить их.

Но как ни грандиозна разбушевавшаяся ледовая стихия, как ни страшны последствия ледовых бурь, советские люди проникают, в Арктику, живут и работают на дрейфующих льдах, планомерно и настойчиво изучают природу этого сурового края, имея конечной целью подчинить ее своему разуму и воле.

Сон бежит от меня, и я, ворочаясь с боку на бок на коротких и жестких нарах, думаю о том, что рано утром покину маленькую полярную станцию на острове Врангеля, чтобы отправиться на север, где намечено создать вторую в истории полярных исследований дрейфующую станцию.

Было принято решение организовать эту станцию к северу от Берингова пролива. Именно эта часть Северного Ледовитого океана очень слабо изучена, так как она находилась в стороне от путей дрейфа всех предыдущих полярных экспедиций, проходивших к юго-западу от линии Северный полюс — Гренландия. Так, в 1893-1896 годах в этих местах дрейфовал зажатый льдами «Фрам» — судно Фритьофа Нансена; через сорок лет, в 1937 году, работала первая дрейфующая станция «Северный полюс-1», с 1937 по 1940 год здесь находился в ледовом плену ледокольный пароход «Г. Седов».

В ночь на 1 апреля 1950 года самолет с первой группой зимовщиков во главе с начальником станции М. М. Сомовым благополучно сел на ровный лед замерзшего разводья. Однако устраиваться на этом относительно тонком льду было опасно, поэтому в километре от естественной посадочной площадки за небольшой грядой сильно занесенных снегом торосов на многолетнем ледяном поле с толщиной льда 3-3,5 метра было выбрано подходящее место для будущего лагеря.

В следующие дни на льдину были доставлены другие сотрудники дрейфующей станции, а затем наступила и моя очередь прощаться с Землей.

…Под крылом самолета промелькнули и исчезли маленькие домики полярной станции. Потом пошли нагромождения скал с голыми черными вершинами, наконец потянулись бесконечные и однообразные ледяные поля. Через несколько часов самолет стал постепенно снижаться, затем, сделав круг, пошел на посадку, а я по-прежнему ничего не вижу, кроме бескрайних льдов. Но вот, коснувшись колесами льда, машина сильно подпрыгнула и побежала, вздрагивая на каждой неровности посадочной площадки. Показался человек, размахивающий двумя флажками. Повинуясь ему, самолет свернул с дорожки и вскоре застыл на месте.

Как только я вылез из самолета, мириады снежинок, сверкавших под яркими лучами солнца, ослепили меня, и я не заметил, как попал в чьи-то объятия. Это сзади тихонько подкрались товарищи, прибежавшие меня встречать: молодой ледовед И. П. Петров, океанолог 3. М. Гудкович и начальник радиостанции К. М. Курко.

Я огляделся. Так вот она, наша льдина, наш новый дом под 76°03' северной широты и 166°36' западной долготы! Солнце, в апреле еще невысоко стоящее над горизонтом, освещает бескрайнюю ледяную равнину, покрытую белым снежным ковром. Ослепительно сверкающие торосы отбрасывают длинные тени с холодным синеватым отливом, что придает всему окружающему какой-то сказочный вид.

Поглощенный созерцанием этой красоты, я совершенно не ощущал холода и даже забыл опустить «уши» своей пыжиковой шапки, хотя, как я вскоре узнал, термометр показывал —38°. Ровная площадка, на которую сел самолет, представляла собой замерзшее разводье. Вокруг нее возвышались гряды торосов — следствие происходивших здесь грандиозных сжатий льдов. Когда подвижки прекратились, ледяные поля разошлись, и между ними образовалось разводье шириной 300 метров. Зимой оно покрылось молодым гладким льдом и превратилось в естественный «аэродром», припущенный ровным слоем снега толщиной 5-6 сантиметров.