Сергей Арно - Записки странствующего писателя о подводных погружениях и древних цивилизациях

Сам Говард Картер чудным образом избежал проклятия – говорили, будто бы он заключил договор с духом Тутанхамона и купил себе жизнь. Так или иначе, но тайну эту он унес с собой в могилу.

Умер он в 1939 году в возрасте шестидесяти четырех лет в своей лондонской квартире. Всю жизнь, по слухам, его преследовали страхи, от которых он не мог избавиться до конца дней.

Съемки проходили в бывшем доме Говарда Картера. Жил он скромно в одноэтажном домике из пяти комнат, фотолаборатории и кухни. Неизвестно, сохранились ли его реальные вещи или их нанесли позже. Вот здесь в комнате висела клетка с птичкой, которую съела кобра, с чего и начались все трагические события «Проклятия фараонов». В спальне попался на глаза портрет авантюриста, собирателя редкостей Джованни Бельцони.

Снимать было по сути нечего, только фотографии на стенах, но за съемки в этом доме охранники запрашивали с нас шесть тысяч фунтов (около пятидесяти тысяч рублей). Удивительные аппетиты – мы снимали древние развалины храмов за значительно меньшие деньги, а за скромный домик должны были отвалить черт-те сколько. Не дождетесь!

– На сколько метров поднимается? – спрашивает экскурсовод-египтянин Виктор.

– На триста.

Он хватается за голову, в глазах страх и растерянность, сквозь редкие волосы проступают капельки пота.

– Да вы не беспокойтесь, мы только метров на пятьдесят-сто поднимемся, – успокаиваем его.

Человек на грани нервного срыва.

– Может быть, на десять хватит?..

Речь шла о коптере – небольшом вертолетике, который, поднявшись в воздух, снимал местность сверху. Батарейки хватало на пятнадцать минут, но этого было достаточно, чтобы показать объект с высоты птичьего полета. В Египте, где каждый шаг контролируется полицией и любые съемки строго караются законом, съемки с маленького вертолетика даже необитаемых мест Египта, в которые могут попасть военные объекты, караются расстрелом на месте, в лучшем случае отрубанием рук на площади.

Мы все-таки взлетели, и удачно… Не знаю, что стало с нашим экскурсоводом после нашего отъезда, – наверное, он лег в больницу подлечить нервы. Таких беспокойных туристов ему еще не доставалось!

Особую ценность в кафе и ресторанах Египта имеет, смешно сказать, чайная ложка. В ресторане может быть в достатке всего: вилок, тарелок, ножей… но не чайных ложек. Если вы заказываете кофе или чай, вас обязательно спросят, сколько положить ложек сахара. Вам не толь ко положат сахар, но размешают и принесут напиток уже готовым к употреблению. Но, понимая, что он может оказаться недостаточно сладким, вам принесут и сахарницу, но только одну ложку на весь стол, даже если вас десять человек. На стойке бара, где вы можете заказать чай или кофе, стоит сахар, и в стакане с водой находится только одна ложка. Положил сахар, размешал и вернул ложку обратно в стакан, даже если это ложка одноразовая, пластмассовая.

Ложками так запросто в Египте не разбрасываются!

– Алебастр привозят из Долины Царей на верблюдах и слонах, – рассказывал наш гид-египтянин, когда-то давно изучавший русский язык в Петербурге.

– Разве в Египте есть слоны? – спросил кто-то.

– Да, очень много. На них и везут алебастр, и делают другую тяжелую работу.

– Может быть, вы имеете в виду коней?

– Нет, кони – это у богатых, у бедных слоны.

Никто не слышал про слонов Египта, но наш гид – местный житель и наверняка знает, что говорит.

– Может быть, это ослы? – догадался кто-то.

– Да, это, конечно, ослы! Это я просто их слонами называю.

Мы видели много этих «слонов» в ослиной шкуре на уборке сахарного тростника. Вдоль тростниковых плантаций проходили дорога и канал с водой для орошения. Обгоревшие кости, черепа ослов лежат вдоль этой дороги повсюду. Ослы для местных жителей – расходный материал: на них ездят, они возят тяжеленные телеги с тростником. Ослы умирают во время работы на плантации, и тела их не вывозят, а либо тут же сжигают, облив бензином, либо сбрасывают в канал, где видны их раздутые от жары туши.

Как, скажите на милость, можно жить без крыши над головой?

В Египте это возможно, и даже очень выгодно.

Когда едешь по городам Египта, бросается в глаза тотальный недострой. Везде на крышах видны бетонные столбы, возведенные для второго этажа, из них торчит арматура, хотя на нижних этажах, судя по виду, живут уже давно. Часто вместо крыши – покрытие из стеблей сахарного тростника (наподобие соломы) или просто натянута материя от солнца. Объясняется это не только редкими дождями (приблизительно один раз в три года), но и системой налогообложения. Дом без крыши считается недостроенным и не облагается налогом, этим умело пользуются жители Египта, и бóльшая часть их домов без крыш.

Если, как рассказывают местные жители, сын женится, ему в доме возводят еще один этаж, но тоже без крыши.

Так что жители Египта в полном смысле слова живут «без крыши над головой».

Едем по пустыне на нашем микроавтобусе. Режиссер Лена дает задание операторам заснять безжизненную пустыню, по которой проложено шоссе. Просим водителя остановиться, объясняем, что мы ходим снять. «Нет, – говорит водитель, – здесь кругом воинские части, нигде снимать нельзя». Сколько едем – ни одной не видели. Может быть, они где-то под пес ком?

Остановили автобус, чтобы отснять уборку сахарного тростника. На поле работает много египтян – вывозят тростник на ослах. Сбор урожая – тяжелый физический труд, – но я видел и нескольких женщин, собирающих тростник. Длинный четырехметровый стебель нужно срубить, очистить его от листьев и положить в кучу, по том, собрав их в охапку, отнести к телеге, запряженной ослами. Это сезонный и самый неквалифицированный труд в Египте.

И тут от группы рабочих отделяется человек и, подойдя к нашей съемочной группе, начинает говорить на хорошем английском языке. Потом подходит другой рабочий, тоже знающий английский язык.

Я всегда удивлялся, что в Египте многие говорят на иностранных языках, знают русский, английский… Интересно, если у нас прийти на уборку урожая в пригороде Петербурга, найдется ли хоть один англоязычный? К сожалению, и среди людей с высшим образованием это нечастое явление.

На набережной возле Академии художеств в Санкт-Петербурге стоят два сфинкса с лицом египетского фараона Аменхотепа Третьего. С ними связано множество мрачных историй.