Теодор де Визева - Необычные люди и авантюристы разных стран

В книге можно было бы отметить множество весьма ценных для нас свидетельств о людях и событиях эпохи Революции, но они, боюсь, лишатся своей сочности в отрыве от окружающих их ярких описаний, и поскольку я упомянул о возвращении из Варенна и казни Людовика XVI, то и выберу из множества других эти два эпизода, чтобы составилось окончательное представление о ценности «Воспоминаний» Уэйли и об их обычной точности. Вот как описывает он грустный конец драмы в Варенне:

В три часа пополудни я с помощью нескольких louis d'or 66 66 Луидоров (фр.). купил себе место в некоем подобии театра, сооруженного для предстоящего события при входе в Тюильри.

Было приказано соблюдать полнейшую тишину и чтобы никто ни под каким предлогом не обнажал голову. Королевская карета, впрочем, была окружена национальными гвардейцами, образовавшими вокруг нее непроницаемую стену. Приказ, добавлю, не помешал мне при появлении короля приподнять шляпу – смелость, за которую я дорого бы заплатил, если бы какой-то офицер не убедил sans-culottes оставить меня в покое, уверив их, что я всего лишь «сумасшедший ирландец».

В карете вместе с королевской семьей находились два уполномоченных, Барнав и Петион 67 67 … два уполномоченных, Барнав и Петион… – Антуан Пьер Барнав (1761-1793), адвокат, депутат, обвинялся в отравлении Мирабо, выступал за сохранение рабства в колониях, на основании найденной переписки со двором обвинен в роялизме, осужден и гильотинирован; Жером де Вильнёв Петион (1756-1794), адвокат, депутат, мэр Парижа, выступал за отрешение короля от власти и за процесс против него, покончил жизнь самоубийством. , у последнего на коленях сидел маленький дофин. Третий уполномоченный, Латур-Мобур 68 68 Третий уполномоченный, Латур-Мобур… – Сезар де Фай, граф Латур-Мобур (1756-1831), в 1789 г. – депутат в Генеральных Штатах, в 1792 г. вместе с генералом Лафайетом перешел на сторону противника, был арестован австрийцами, при Бонапарте вернулся во Францию. , находился во втором экипаже. В королевской карете сидели два телохранителя, оба молодые и хороших фамилий. Руки у них были связаны, словно у самых презренных негодяев, а палящие лучи солнца обжигали их лица.

Двадцатого января, накануне казни Людовика XVI, Уэйли увидел, как в Кафе де Фуа вошли два человека, вооруженных саблями и пистолетами, и прокричали: «Кто хочет спасти короля, пусть идут за нами!» Никто не отозвался на этот призыв. На следующий день в девять часов ирландец, «одетый настоящим санкюлотом», находился на площади Революции, которая уже была полна любопытствующими, но когда его вытолкнули к самому подножию эшафота, смелость покинула его, и он убежал в Пале-Рояль. Однако же он пересказал нам то, что ему удалось узнать о трагедии.

В десять часов появился большой корпус пеших и конных солдат. За ними проследовала запряженная двумя черными лошадьми карета, везшая королевскую жертву, ее духовника, члена муниципалитета, двух офицеров национальной гвардии и двух присягнувших священников. Впереди кареты ехал верхом презренный Сантер 69 69 … презренный Сантер. – Антуан Жезеф Сантер (1752-1809), предводительствовал батальоном Национальной гвардии, принимал участие в штурме Бастилии, сыграл большую роль в низложении короля, был главнокомандующим Национальной гвардии, как друг и сторонник герцога Орлеанского был заключен в тюрьму, откуда вышел только после падения Робеспьера, в дальнейшем отошел от общественной деятельности. .

Достигнув подножия эшафота, король снял свое платье серого цвета и, окинув толпу равнодушным взглядом, поднялся по ступеням твердыми шагами. Он выступил вперед и захотел что-то сказать, но бой барабанов заглушил его голос настолько, что слышны были лишь слова: «Я умираю невиновным! Я прощаю своим врагам, и да сотворят Небеса так, чтобы Франция…» Тут по приказу Сантера палач схватил короля и привязал к доске. Падение ножа не отделило мгновенно голову от туловища, но палач дожал на нож, и голова упала в поставленную для этого корзину. Тогда один из подручных, служивший когда-то, как мне говорили, приказчиком у торговца вином в Реймсе, схватил отрубленную голову и, обходя эшафот, показал ее народу. Раздалось несколько выкриков: «Да здравствует Нация! Да здравствует Республика!»

Что касается меня, то моя душа до сих пор терзается от горького чувства, из-за того, что – да падет позор на головы этих опустившихся англичан! – некоторые из моих соотечественников, входя в кафе, с самодовольным видом показали мне свои платки, которые им разрешили обмакнуть в королевскую кровь 70 70 Речь идет о братьях Генри (1753-1798) и Джоне Ширсах (1766-1798), ирландцах, участвовавших во Французской революции и хотевших воплотить ее идеи у себя на родине. По возвращении на родину Джон сотрудничал в антиправительственной газете и был вместе с братом арестован за участие в восстании, оба брата признаны виновными и казнены. .

Несколько месяцев спустя наш путешественник был уже в Кале, где дожидался возвращения своей любовницы. Там он повстречал одного «французского герцога», жаждавшего весьма настойчиво, как ему показалось, подружиться с ним, но в разговоре «герцог» обнаружил такие крепкие «демократические принципы», что Уэйли решил «взять назад свои обещания, по крайней мере настолько, насколько это возможно сделать, не пренебрегая вежливостью». Однажды ночью, в глубокой тайне, сей герцог постучался в дверь ирландца и признался ему, что он сам и многие из его друзей придерживаются республиканского образа мыслей, дабы лучше служить интересам королевской семьи, а затем спросил Уэйли, не согласится ли тот за тысячу луидоров немедленно отправиться в Париж к некоей особе, «имя которой решительно не может быть открыто». Уэйли извинился и сказал, что может покинуть Кале лишь через два-три дня; таинственный заговорщик, казалось был сражен таким ответом, он объявил молодому человеку, «что из-за промедления в несколько часов провалится большой прожект».

Любопытно было бы узнать подробнее о «прожекте», не состоявшемся, возможно, лишь из-за наличия – в высшей степени случайного – этой ночью в карманах Уэйли достаточного количества денег, предохранивших искателя приключений от попытки заработать тысячу луидоров. Уэйли сообщает только, что «никогда после он не имел известий ни о герцоге, ни о его бумагах». На деле же, он начал охладевать к событиям французской политической жизни, имея намерение переправить в Англию свой весьма доходный промысел коммандитиста притонов. Читатель с удовольствием узнает, что до смерти, последовавшей в 1800 году, Уэйли сумел восстановить состояние и сделаться вследствие этого близким другом принца Уэлльского (он даже, говорят, проиграл принцу одну из своих любовниц), а также выдать свою сестру за лорда и построить великолепный замок.