Федор Метлицкий - Замещение. Повесть

Близнецова стихами не проняло.

– А ваша коллективная злободневность – одна из частностей, одна тысячная человеческого существования! Но сиюминутная актуальность придает этой тысячной первостепенное значение.

– Политика всегда сиюминутна, ею все интересуются, но уходит эпоха – и все, с нею уходят и политики. Искусство тоже не вечно. Но в этой сиюминутной реальности мы живем и действуем. После – нам будет все равно, другие будут портить жизнь.

– Я говорю о взгляде на мир! – закричал Близнецов. – Не передергивайте.

– Нужно вам, наконец, твердо стать на ноги, – поморщился ироничный.

– Мы верим в то, что наступят иные времена, – размахивал руками Близнецов, – и ваша разрушительная сила испарится, как нависшая над нами тяжелая туча.

Ироничный отшатнулся от его жеста.

– Ваши иные времена – иллюзия! Есть суровая реальность. Продолжается разворот от глобализации, взаимного доверия – к большей регионализации. Разрушены мировые связи, правовой порядок в бизнесе, бегут от долгов. Сейчас главное – выживание людей, пропитание, медицина и отвлечение от тяжелых забот. Отпала система, когда тянули с государства и ни за что не отвечали. Отпали, как старая кора, те пройдохи, кто кормился вокруг этих насущных проблем, впихивая сомнительное. Вспомните, как из телевизора сыпались услуги, лишь только включали, – реклама таблеток, дающих бессмертие, сомнительных советов по улучшению здоровья: «Вы не поверите! Только что открыт способ быстрого удаления грибка!». А в искусстве развлечений каждый сопляк мнил себя гением.

Он взгрустнул.

– Я тоже оттуда. Тогда была совсем другая жизнь. Все устоялось, но работало не очень хорошо. Та эпоха закончилась бесповоротно. Обнулилась, и в этом смысле стала идеальной. Ты можешь создавать что-то совершенно новое. Все это оказывается хорошо. А вы до конца не понимаете этого. Та часть нашей жизни была неплодотворна. В ней не было творческого порыва. Это водевиль, иногда кровавый. А теперь наступила эпоха, скорее, величественной драмы.

Агент видел страну, похожую и совсем не похожую на свою. Они живут только в слепом настоящем времени, подстраивая под себя прошлое!

Но ему чем-то понравился ироничный политолог.

***

Новые друзья казались ему привычными, похожими на людей в его мире, но только попавшими в дурное общество и потому нелепыми. Они ничего не могли дать, кроме неприятия сложившейся системы.

Он сделался приятелем того иронично-дружелюбного политолога, что спорил в День единения. Тот жил около парка, бегал, делал зарядку и гулял там по выходным, а дом Близнецова, где жил Агент, был рядом, и они часто встречались.

Политолог излучал незнакомую ему мрачноватую энергию стоика, что завораживало.

– Вы хотите изменить мир, – говорил он, приседая с вытянутыми руками. – Да, естественная борьба за лучшее – это предопределено природой всему живому. Но идеального мира не будет.

Агент колебался.

– У вас ощущается надрыв психических сил из-за ненормальной жизни. Постоянные тряски и тревога за будущее – изнашивают организм. И может дойти до полной усталости.

– Вы видите другой путь?

Тот перешел на спортивный шаг. Агент тоже ускорился.

– По-настоящему заряд бодрости может давать только творческое состояние, приносящее радость.

Он не мог высказать то, что политолог не способен понять внутри своего мира. Они перешли на обычный шаг, и вскоре присели на скамейку.

– Хотите, чтобы все бросили работать и творили?

Агент не знал, что ответить. Тот все равно не поймет, что есть мир, где нет труда ради выживания.

Несмотря на предложение Близнецова поработать в его Движении, Агент должен был влезть «во все дырки» этого странного общества. Хотел побольше узнать о здешней жизни, наполненной защитной энергией. Зачем? Он пугался, что может выдать свою тайну.

Политолог Кизяков, новый приятель, помог ему – устроил на работу, клерком в министерстве, в самое гнездо власти. Агенту было стыдно из-за незаслуженного внимания и полученного даром места. Он панически боялся халявы, как здесь ее называют, – жить за чужой счет.

Дома перед командировкой его снабдили банковской картой и деньгами страны назначения, для этого откопали старинный станок для печатания бумажных денежных знаков – таких давно не выпускали, там наступила технология блокчейна, и достаточно было ткнуть пальцем в гаджет, чтобы решить проблему. Ему, не мудрствуя, выдали также паспорт с русским именем «Иван Иванов», и диплом об образовании, хотя идентификационные документы за ненужностью отменены в его мире. Как и границы государств, и даже заборы.

Кадровик министерства долго вглядывался в документы, что-то показалось странным. Маленький коллектив чиновников отдела, одетых в вицмундиры, встретил его благожелательно. Люди такие же общительные, полные доброжелательности, как и в его стране. Они нормальные, предпочитают работать добросовестно каждый на своем месте, невзирая на то, что творится вокруг.

Умственная работа – белых воротничков – показалась ему хоть и нервной, но не обязательной для хода жизни страны, не то, что полезная работа тружеников, упертых в крестьянское поле или железяки в городе – та, что правильно воспевалась как самое достойное на земле.

Но его удивило – когда служащим приходится поворачиваться лицом к Системе, сразу делаются другими. Долг, великий долг сразу срезает все человеческие отношения! Когда-то в молодости, как он слышал, они были романтиками. Хотя и тогда их героизм из доблести переходил в жертвенный долг.

На собрании обрюзгший шеф, живое воплощение Долга, которому не могут не подчиняться все, оглядывал острым угрожающим оком покорно глядящих в его глаза.

– Кто-то против? Может быть, вы?

Взгляд худощавого зав отделом метался.

– Ммм… Я – за.

– Или вы, Иванов?

Агент пока не понимал, что тут происходит.

– Нет, не я.

Его удивила эта мгновенная перемена состояния людей. Это были какие-то честные, но волчьи отношения! Да, они настоящие, не лицемерные: ты можешь меня смять, я готов подчиниться – против лома нет приема, как здесь говорят. Управление экономикой – тяжелое, безлюбое дело – противостоит поэзии, нормальному бытию. Она требует от трудовых коллективов вкалывать до седьмого пота согласно принятой программе, не отклоняясь. Свободный труд по потребностям будет потом. Если, конечно, победим врагов.