Александр Берзан - Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Лесной следователь

– Да брось ты, Саня! – Анисимов широко улыбается гостям.

Цапля опять подпускает человека метров на тридцать, взмахивает своими белыми крыльями… Но, на этот раз, она окончательно уходит по небу прочь, в сторону Тятиной.

– Всё!

– Улетела!

– Кино закончено.

Всей тройкой, мы стоим и провожаем взглядами белоснежную цаплю…

К нам подходит слегка расстроенный директор.

– Здравствуйте, Леонид Фёдорович! – хором, здороваемся мы.

– Здравствуй, Андрей! Здравствуй, Саша! – здоровается с нами, директор.

– Ну, как? – жизнерадостно интересуется Анисимов, – Сфотографировали?

– Нет. Не подпустила! – недоумённо разводит руками, Сташкевич…

Директор, у нас – мастер дожить печи из кирпича. Оказывается, на этом вездеходе они привезли на Тятино целую гору красных, новеньких кирпичей! И цемент, и всё прочее. Сташкевич приехал сложить нам настоящую печку! Мы этому так рады!

День за днём, вооружившись мастерком, Леонид Федорович кладёт нам в Тятинском доме печку. Мы с Казанцевым и Анисимов Андрей – всячески помогаем ему. Мы носим вёдрами воду с устья Банного ручья, мы копаем глину на спуске и носим её в вёдрах к дому Мы месим раствор на улице, в широкой ванне. Мы подносим стопки красных кирпичей нашему печнику…

– Настоящая печь! – искренне радуемся мы.

– Со стояком! Теперь и зимой в доме можно будет по-человечески жить!

И мы всячески стараемся выказать свое расположение человеку, который благоустраивает наше жилище…

Тятинский дом. Двенадцатое мая. Сегодня я вернулся из посёлка! Сегодня, у меня – транспортный день, заезд. Дом пустует – вот уже две недели…

Теперь – мы вдвоём с Александром Трубергом. Это у нас, в заповеднике, появился новый научный сотрудник! Труберга взяли на работу в заповедник! Это хорошо… Герпетолог – специалист по лягушкам, змеям, ящерицам…

Пока мы ехали, с Филатовки до Тятино – с крыши вездехода, я, чуть ли не в каждой бухточке побережья, видел пары сидящих на присадах, матёрых орланов-белохвостов. Они такие матёрые! Такие белохвостые! Такие жёлтоголовые! Пар пять, как минимум!

– Это всё – гнездящиеся, местные пары! – понимаю я.

Я стою на углу Тятинского дома и смотрю на тёмное море хвойников, сплошь закрывающее подножия вулкана. У меня в голове роятся невесёлые мысли: «Сегодня двенадцатое мая. Двенадцатое! С двадцать восьмого апреля, я не был в лесу! Пропустить две недели полевого сезона!.. Но, в этой жизни – не всё зависит от нас».

На заросший ивняком прудик у нашего дома, бойко падают с неба три уточки! Не успев окончательно зайти в наш дом, я смотрю на них, чуть приоткрыв дверь тамбура и выставив в эту, вертикальную щель, свой бинокль…

Вернее сказать, уточек – две. Они – ярко-крапчатые, серенькие, боковые пёрышки хвостиков – белые…

И один селезень. Этот – вообще красавец! Голова – как у мандаринки: верх малиновый, яркие щёчки, горизонтальная чёрная поперечина от глаза к затылку. Грудка крапчатая, как вуалевый хвостик у аквариумных рыбок «гуппи». Однако, у него нет заломленных кверху «мандаринковых» перьев на крыльях…

– 3-звяк! 3-звяк! – селезень одиночно крякает, коротко и звонко, словно колоколец звякает.

– Что за утки такие? – прикидываю я, – На мандаринок немного похожи! Но, крылья – не такие!

– Саша! – зову я назад, в дом, – Иди, на уток посмотри!

И скоро Александр подпирает меня сзади. Это заставляет меня попытаться чуть приоткрыть дверь. Только чуть-чуть! Но уточки легко порхают в воздух и… только их и видели.

– Вот незадача! – кривлюсь я, – Такие осторожные.

До вечера есть час свободного времени, и я шагаю на край высокой морской террасы, прямо напротив нашего дома. Я устанавливаю фотоштатив и навожу телеобъектив своего фотоаппарата на морскую литораль…

Я долго наблюдаю за двумя парами шилохвостей, не забывая нажимать на кнопку спуска.

– Щёлк! Щёлк!

– Ах! Какие кадры! – радуюсь я.

Море, сегодня – такое спокойное. Волн нет совсем! Вода, просто, стоит! Как в луже. Полный штиль! Даже первой волны нет!.. Утки не спеша кормятся, в метре от уреза стоящей воды. Они шурудят своими большими, плоскими носами в плавающих на поверхности воды, водорослях. У них – такие, несуразно длинные, пики хвостов! Представьте себе светло-коричневую утку, размером с крякву – и у неё, вместо хвоста, сзади, под углом сорок пять градусов, торчит бурый, острый «шип», сантиметров двадцать длинны!

Что-то мелькнуло сбоку! Я быстро оглядываюсь – по пустырю бывшего посёлка, на скорости, проскакивает тройка диких голубей! Эти – мчатся молча и стремительно. Я провожаю их взглядом…

– Чиф-чиф-чиф-чифффырррр!

– Чиф-чиф-чифффырррр!

В небе стоит непрерывное жужжание токующих бекасов! Вокруг кипит весна!!! Я бросаю взгляд на свои командирские часы – пора возвращаться к нашему дому, хоть он и совсем рядом. Я сворачиваю своё фотооборудование и шагаю к дому…

За это время, Труберг сходил на болотины сырых ольховников Банного ручья.

– Саня! – возбуждённо встречает он меня, в дверях дома, – Я гнездо какой-то птицы нашёл!

– Где нашёл? – загораюсь я, – Что за гнездо?

– Вон, в лесу! На ёлке! Примерно, в восьми метрах от земли.

– А, как оно выглядит?

– Ну… Оно лежит на толстой ветке, прямо у ствола. Сложено из травинок и мха и глиной обмазано. В гнезде лежат пять яичек!

– Яички? А, какие они?

– Ну… они небольшие, голубого цвета.

– А! Это, наверняка, дрозд! У него – такие, голубые яйца!.. Сходить бы, туда!

– Ну, так пошли!

Наскоро хлебнув чаю, мы бредём с Александром в ольховник Банного ручья…

– Вон, ёлка! – тычет пальцем вперёд, Труберг.

Это – действительно, среднего размера ёлка. Остроконечная, обычная… Не доходя до дерева метров тридцать, мы притаиваемся на земле, за валёжиной. Я навожу на ель свой бинокль. Тянутся минута за минутой.

Вот! Серая птица величиной с сойку, тихой тенью, воровато прошмыгнула в крону ели! Я впиваюсь глазами в тёмную хвою…

Через минуту, птица, не раскрывая крыльев, камнем упала вдоль ствола, к земле! Она раскрыла крылья – только у самой-самой земли! И исчезла.

– Хм! – хмыкаю я в бинокль, – Хитра! Такой короткий «фррр»! И – совсем в стороне от гнезда! Наверно, это – уловка от кукушки! Зоркий глаз кукушки, конечно же, уловит короткое вспархивание крылышек птички. Но, это вспархивание – у земли! А гнездо остаётся незамеченным, высоко в кроне. Молодец, да и только!

– Саш! – тихо оборачиваюсь я к Трубергу, – Это дрозд! Точно! Пошли отсюда…

Тятинский дом. Тринадцатое мая. У Труберга – своя работа. А я – с утра отправляюсь по просторным полянам, что за ольховниками Банного ручья. Сегодня сделаю круговой маршрут влево, с выходом на Тятину…

Белокопытник уже достигает двадцати пяти сантиметров! Яркая и свежая, весенняя зелень так радует глаз…