Александр Берзан - Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Лесной следователь

Вот! По полю ещё не поднявшегося высокотравья, кормился средний медведь! Я сторожко шагаю по его кормовым набродам и подсчитываю поеди растений: двадцать семь скусов ростков соссюреи, два скуса побегов бодяка, шесть покопок лизихитона, шесть скусов сочных черешков белокопытника…

Между делом, медведь разбил два трухлявых пня. Я приседаю на корточки и внимательно изучаю каждый сантиметр гнилушек.

– Что он, в них, искал? – озадачиваюсь я, – Насекомых? Специалисты – медвежатники пишут, что медведи в Архангельской области кормятся муравьями… Но, я не нахожу, в этих пнях, никаких муравьев! И ведь, уже не первый раз!

В одном месте, медведь сделал большой, очень объёмный подкоп под куст смородины. Я брожу вокруг куста, внимательно осматривая дерновину, размётанную вокруг бурую почву…

– Кого можно так выкапывать?! – озадачиваюсь я, – Такой объём работы – из-за какой-то мышки? Не рационально это…

Но, сколько я ни стараюсь – так ничего и не могу сообразить.

Вот и речная долина Тятиной. По медвежьему следу, я выхожу на край её надпойменной террасы. Впереди чернеет кучка медвежьего помёта! Это – первый, за сегодня, помёт! Свежий! Я очень рад. Я осторожно вкладываю его в полиэтиленовый пакетик и ложу в свой рюкзачок…

В небе над поймой, молча нарезает круги пара стрижей! Я тоже молчу. Я стою посреди травяной поляны и с улыбкой, слежу за птицами глазами: «Ой… Стрижи! Прилетели! Лето на крыльях принесли». Я достаю свой дневничок – это первая встреча стрижей, в этом году…

Тятинский дом. Ночью лёг снег! Снег!!! Пять сантиметров снега! Всё бело кругом. Подумать только, ведь сегодня – четырнадцатое мая! Свежая, зелёная трава – вся придавлена к земле снегом. Тянет постоянный ветер, с востока…

Весь день льёт дождь! Снег согнало. По радио передают усиление непогоды. Но, у меня – есть работа дома. Я занимаюсь определением содержимого собранных за вчерашний день медвежьих помётов… Два из них полностью состоят из симплокарпуса, а один – из белокопытника.

Тятинский дом. На следующее утро, на океане бьёт шторм. Там раздаются тугие, резкие, тяжкие удары океанского наката.

– Бухх-хухх!!! Бахххх!!! Бух-хухх-хуххх!!! Бух!!! Бух-хухх-хуххх!!!

Мне так знакомы эти звуки! По прошлому лету.

– Как артиллерийские залпы! – качаю я головой.

Но небо – чистое! Дождя нет. Выглядывает яркое солнце. И сразу становится по-летнему тепло…

– Однако, лето осторожничает! – улыбаюсь я, природе, – До сих пор, ольха не раскрыла своих почек! И только наполовину, выглядывают листочки из почек вербы…

Мы с Трубергом, в паре, уходим к Ночке, напрямик через лесные массивы. Кроме поисков медвежьих поедей и медвежьих помётов, я занимаюсь фотоохотой, для души…

Александр же, ищет в весенних лужах и озерцах кладки лягушек. А, этих кладок, сейчас – тьма!..

Труберг стоит в чёрных болотниках, по колено в прозрачной воде чистейшей лужи. Я стою на краю этой лужи и смотрю:

Прозрачным ведром из пластика он осторожно зачерпывает лягушачью кладку, вместе с водой. Затем – поворачивает прозрачный, пластиковый краник в нижней части ведра. И вода, весело журчащей струйкой, сливается обратно в лужу! Теперь, по вертикальной шкале на стенке ведра, Труберг определяет объём кладки.

– Как же, всё просто! – поражаюсь я.

Но, это – ещё не всё! Отделив от кладки одну икринку, Александр помещает её в мерную пробирку – и таким образом определяет её объём. Теперь ему остаётся, чисто арифметически, разделить объём всей кладки на объём одной икринки – и мы узнаем количество икринок в кладке!

– Как всё, до примитивности, просто! – уже возмущаюсь я, – Ты поставь мне задачу посчитать количество икринок в кладке – так, я взял бы пинцет, вывалил бы весь ком лягушачьей кладки на поддон и начал бы, одну за другой, считать икринки… Оказывается, есть вариант, когда ничего считать вообще не нужно!

– Саша! – улыбается мне Труберг, с середины своей лужи, – Это не я придумал! Это стандартные методики! Они применяются всеми герпетологами мира, с давних времён!

– Ладно! – тогда, успокаиваюсь я, – Но, для меня, всё это – такое новое! Так что, «век живи – век учись»…

Уже пятый час дня. По медвежьей тропе, соединяющей Ночку и Тятину, мы, своей парой, возвращаемся обратно домой, на Тятино. Мы шагаем со стороны Ночки…

Впереди, по тропе, среди крон пихт и елей, просматривается провал миниатюрного, весеннего озерца. Тропа проходит прямо через него. Здесь, летом, вода стоит только в яме, в центре, а вся поляна зарастает мощным ковром сочной осоки, по пояс высотой. Сейчас же – эта лесная лужища полноводна и глубока…

Нам остаётся пройти метров тридцать по травяному прогалу узкой полянки, перед озерцом. Неожиданно, перескочив через острые пики вершин крайних ёлок, на водную гладь лужи круто планируют две утки!

– Плюх!

Мы падаем…

Выставив бинокль перед лицом, я осторожно выглядываю из-за валёжины.

– Мандаринки!

Какие тут сомнения?! Эти уточки – словно с картинки учебника! Я передаю бинокль Александру, а сам наворачиваю на свой фотоаппарат объектив. У меня – мощный пятисотник! У него оптика – как у десятикратного бинокля! Только, изображение немного темнее.

Я крадусь в траве вперёд, закрываясь от уток стволом толстой ели, что растёт впереди нас…

Вот и ствол этой ёлки, я в него упёрся. Дальше – красться, просто некуда! Это дерево – последнее перед озерцом. До уток остаётся не более двадцати метров. Закрывая лицо фотоаппаратом, я медленно-медленно высовываюсь над стволом лежащей ели:

Мандаринки, селезень и уточка, выбираются на торчащую из воды посредине озерца рогозину сухой ёлочки. Стоя на этом «плотике», они чистятся – елозят по своим грудкам и пузикам плоскими, утиными клювами…

Опустившись на пузико, однотонно-серенькая, крапчатая уточка прячет свою головку под крыло. Она дремлет, сидя чуть выше уровня воды, на стволике сухостоины. Селезень продолжает чистить свои пёрышки.

– Ах, как наряден! – я восхищённо качаю головой, глядя в видоискатель фотоаппарата, – Раскрашен как попугай, одно слово – мандаринка…

Но, вот и селезень устраивается подремать…

– Устали уточки! – жалею я их.

– Бу-ухххх! Бу-ухх-хухххх!

Даже сюда, в глубину леса, прорывается далёкий грохот океанского наката. Я прислушиваюсь к этому грохоту и качаю головой: «Ох!.. Такая канонада! Пушечные залпы…». Сегодня – первый день после шторма. Океан раскачало и там, сейчас, творится что-то дикое. Одно слово – стихия…

Селезень дремлет… Но, свою голову, под крыло – он не прячет!

– Он стоит «на часах»! – понимаю я.

Мне, в оптику, крупным планом видно, как его закрытый глаз, время от времени, вяло открывается, для того, чтобы закрыться вновь. Кругом разлита тишина и покой…