Натали Варгас - Чунтэ – хранитель джунглей

«Все, больше сегодня слушать Марию не буду… Она уже достаточно выжала меня своей хандрой…» – решила я про себя, поспешно одеваясь.

– Так вы говорите, рукопашным боем серьезно занимаетесь? – вдруг появился в дверях Освальдо в тот самый момент, когда я уже натягивала кожаные сапоги.

– Да, училась боксу и фехтованию… неплохо стреляю… Что, заметно?

– Это видно по вашему духу, донья Натали. К тому же в этих местах нечасто встречаются молодые дамы в облачении гаучо 3 3 Название конного пастуха в Южной Америке. Иносказательно культура гаучо олицетворяла свободный дух и страсть к путешествиям, подобно цыганским таборам в Европе …

И действительно, меня украшали солидный кожаный пояс с прелестным клинком-мачете поперек спины, приличного размера нож за голенищем сапога, крепкие запястные наручни и широкая шляпа.

– Чудесно! А почему вы об этом спрашиваете?

Честно говоря, подобные вопросы меня раздражали, особенно от тех мужчин, кои незвано появлялись в «ванной комнате»…

– У вас нервы должны быть крепкими, – ответил он, – мне нужна ваша помощь…

Он подал мне знак следовать за ним. Мы направились в дневную молебную…

«Что такое дневная молебная?» – спросите вы.

С одной стороны, это неказистый на вид домик из глинобитного кирпича. В языческие времена Европа обзаводилась подобными заведениями для каждого местного божка. С другой стороны, молебная – это помещение, в котором стоит алтарь и хранится все, что церковной утварью назвать сложно. Сабли, плети, несколько черепов и даже хвосты, всякие статуэтки, камни со странными знаками, картины и рисунки на стенах, курящиеся благовония по углам и сотни емкостей с неизвестными субстанциями. Короче, все то, что чудом пережило испанскую инквизицию.

Там на полу я увидела девушку-индианку. Ее привели как раз тогда, когда я мылась. Она лежала на животе, по пояс обнаженная. Я присмотрелась, дабы прикинуть, в чем должна была состоять моя помощь. Вся спина индианки представляла некое жутковатое зрелище из грязно-синих отеков и дурно пахнущих язв, как мне даже показалось, на сей момент уже разлагавшихся.

– Почему бы ей в больницу не сходить? – тут же выпалила я, пытаясь держаться подальше от пациентки.

– Можно, конечно, – кротко согласился Освальдо, но девушка на полу тут же замотала головой, что-то пролепетав на аборигенском языке. Шаман выслушал ее и продолжил свою мысль: – Но ее затаскают по врачам и обследованиям, утопят в бумажной волоките, затравят экспериментальными опытами и внесут на операционный стол вперед ногами. В городах это очень редкое явление, а посему медики не преминут воспользоваться поводом для его изучения…

– «Это явление»? – перебила я, но ответа не услышала.

Шаман принялся закатывать рукава. В молебной присутствовал еще один персонаж, которого величали Эль Брухо. Колдун. Местный лекарь, который умел общаться с духами и, представьте себе, получал от них наставления о том, как изготавливать то или иное зелье. Эль Брухо, собственно, и привел к Освальдо пациентку. Шаман кивнул ему и указал на бутыль под столом.

– Смочи в этой жидкости суконное покрывало, – приказал он, – и нагрей его над углями.

Тот быстро справился с задачей и бросил мокрую ткань на решетку шипящей жаровни. По комнате начал распространяться странный запах. Терпкий, аммиачный и… очень знакомый.

– Это моча, – пояснил стоящий над нами Фаго, заметив болезненно экспрессивные изменения моего лица, – способ лечения малоприятный, но действенный…

В чем была действенность лечения, я не совсем понимала, ибо от смрада меня начало подташнивать, а вид девушки не внушал оптимизма.

– Разве ей не холодно на полу-то? – преодолевая позывы рвоты, спросила я.

С заходом солнца в горах резко холодало, а пола у молебной нет. Домик опирался на чистый камень.

– Ее коже надо остыть, – кивнул мне Освальдо, – вы, донья Натали, держите руки девушки, а ты, Фаго, – ноги.

Я села на колени в головах больной и как можно крепче схватила запястья жертвы шаманизма.

– Нет, – мотнул головой шаман, – просто положите свои ладони на ее локти так, чтобы она не смогла поднять их…

Для верности он сам установил мои руки так, как считал нужным, и добавил:

– Я не выпороть ее собираюсь, а излечить. Эль Брухо дал ей кое-что из обезболивающего. Думаю, сильно она вырываться не будет, но тело имеет свой характер и, возможно, начнет передергиваться.

Передергиваться?! Не знаю, как у девушки, но у меня от вони лицо уже и передернулось, и перекосилось, и дошло до наивысшей степени в мимике, на которую только способны мышцы лица взрослого человека!

Еще через минуту разогретое над жаром покрывало перекочевало на спину пациентки. У меня заслезились глаза, я сжала веки. Под моими ладонями почувствовалось движение. Девушку действительно начало коробить. Еще бы! Такие синяки – или что это было, – а он ее припаривать разогретой тканью с мочой взялся…

– Как только они почувствуют тепло над остывшей кожей, то будут обмануты, думая, что тряпка – это живое тело, и начнут вылезать, – услышала я голос Освальдо. – Моча же держит жар и влагу, уверяя их в благоприятных для размножения условиях…

Голос шамана звучал настолько умиротворенно, словно он рассказывал о способах разведения роз на какой-нибудь милой вечеринке. Я открыла глаза и вопросительно уставилась на Фаго. Тот кивнул на покрывало. Я опустила взгляд. Пожалуй, к такому зрелищу я не была готова. Вы, наверное, видели червяка, живущего в земле, или (еще интереснее) червя, вылезающего из яблока? Но то был не один червяк… десятки, сотни! Маленькие темные твари длинной в полсантиметра пролезали сквозь жесткое сукно, как иглы через тонкий шелк… Я даже не спросила, что это такое было. Я потеряла дар речи. Мои руки вмерзли в локти мечущейся пациентки.

– Ткань остывает… сворачивайте ее не торопясь, – между тем скомандовал Освальдо, подзывая Эль Брухо, – сначала слегка приподними и соедини углы…

Тот так и сделал, как только раздалась команда шамана. Через секунду все месиво в тряпке было брошено на угли жаровни. Освальдо, склонившись над пациенткой, попросил меня выйти, а Эль Брухо – откупорить приготовленные мази.

Последний перед ужином час я провела, сидя над обрывом и таращась на белые вершины гор.

«Ничего себе зараза! – думала я. – Ну, прямо настоящее проклятье… а ведь курандерос, шаманы-лекари, такое издревле лечили… Вот те и трюк!..»

– Возвращение зрения слепым – это трюк, а здесь – самое оптимальное средство лечения, – вдруг раздался надо мной голос Освальдо. – В больнице ее бы вылечили, и, быть может, не столь варварским способом, но в ожидании выздоровления она потеряла бы все силы, борясь с недугами, вызванными этими тварями…