Сергей Доровских - Шиндяй. Колдун тамбовских лесов

Он помолчал. Я слушал, не шевелясь:

– Ну вот, пошёл, а Маша – на кухне. Сидит, руки опустила. Смотрю – а у неё в глазах такая боль! Я никогда такой боли раньше не видел! И понимаю, только доходит, что это из-за меня, я виноват! Встал тогда перед ней на колени, что-то промямлил. Она не смотрит. Понимаю, что говорить про день рождения – всё равно, что издеваться над ней. Но, как смог, сказал: «Прости, столько зла тебе принёс. Больше – всё. И это не клятва, а больше. Дарю тебе на день рождения трезвость. И будет она навсегда».

– Поверила? – спросил я.

– Ну, как сказать. Конечно, не воссияла и в объятья мне не кинулась от радости, – грустно продолжал он. – Хоть по лицу не дала, и то хорошо, хотя право имела. Где тогда, в то время поверить хотя бы одному моему слову! Кто слову алкаша верит? Я и сам бы себе не поверил. Стемнело, помню, вот и весь праздничек. Меня потом долго трясло, то в жар, то в холод, жажда, видения, сон пропал, уснуть вообще толком три дня не мог, выпить хотелось аж до боли, но перетерпел отходняк. Белые мухи перед глазами летали – терпел!

– Я так понимаю, слово ты сдержал?

– Да, хотя всё не так просто. Думаешь, мне стакан водки сейчас выпить не хочется? Хочется! Вот ты… ты мне эту фитюльку железную протянул, знаешь, как старый бес быстро на плечо вскочил и запел: «Давай, уже можно! Столько времени прошло, ты здоровый, нормальный, можешь по чуть-чуть, глоточек можно!» и начал триаду мне в ухо, пока его мысленно не пришлёпнул!

– Извини.

– Ничего. Прошло уж столько лет! Тогда я был в узловой точке, и если и могу что хорошее про себя сказать, так то, что я её прошёл, выйдя вверх. Постепенно всё стало налаживаться: работа, семья, но и расплата всё равно потом ко мне постучалась. Ничего просто так не проходит. Один эпизод, самый тёмный, пока пропущу… Сыну восемнадцать только было, когда он шагнул на мою дорожку. Нет ничего хуже видеть, как сынок твой только взрослеть начал, а уже пропадает! Какая же это боль! Вспоминаешь, как у него первые зубки проклюнулись, как первые шаги делал, как маленькие ручонки к тебе протягивал, радовался подаркам. Как первый раз с тобой рыбу поймал. А теперь глаза вон стеклянные! В общем, об этом вообще не хочу, не сейчас. Потом, может… Вот видишь, Миша, что бывает, никто к такому прийти не хочет, а приходят! Но способ бросить пить навсегда, как у меня, действенный! Подарить кому-то, самому тебе дорогому, трезвость! Кто бы я был, если хоть ещё раз выпил? Выходит, подарок жене обратно забрал, что ли? Не, ну козлы полные бывают, но не я… Да я бы себя уважать перестал! Так что Машу не предал, и не предам, хотя её нет.

– Умерла?

– Да, сердце. Сколько можно мучиться-то, не железная. Когда со мной тёмная штука одна случилась, она не выдержала. Не на моих глазах она только вот умерла, меня не было… Это я её так ушатал, а сынок потом и добил. Вот так. Есть в её уходе раннем, не в срок, моя вина, грех, и мне отвечать. Сына я так и не смог вытащить, живёт, если ещё живёт, конечно, в нашей квартире в Тамбове, в притон её превратил. А я вот, сюда уехал, на родину предков, так сказать. То ли уехал, да то ли сбежал. Не, я пытался его вытащить, к врачам водил, но… А всё из-за чего? Теперь понял цену глоткам?

Над рекой, над лесом взошла луна – так долго мы говорили, наверное, больше часа…

– Я вот верить в Бога стал, по-своему как-то, может, коряво, но начал, – Шиндяй только теперь поднял груз – речной камень. – Честно скажу, не обижайся только, я тебя с собой на рыбалку взял, чтобы, может, и выговориться. Мне тут совсем не с кем. Не могу каждый вечер вот так, как надавит на грудь, на горло что… А посмотрю на небо, и думаю, что она, Маша, там, по ту сторону великой воды, как древние мокшане говорили. Она там. И видит меня оттуда.

– Красиво так они тот свет назвали – по ту сторону великой воды, – сказал я. Шиндяй стал грести, я опустил ладонь в воду и смотрел, как в отражении слегка играет лунный свет.

– Мне почему-то кажется, что древние люди, что жили тут, по берегам Цны, почитали эту реку, воду за святыню. Когда стоишь на одном берегу, другой же видишь. И жизнь – как река. Те, кто ушёл, значит, её переплыл, и смотрит теперь на нас оттуда. Ждут. Тоскуют, а сказать, передать весточку не могут, хотя и хотят, даже кричат, зовут одуматься, но ничего не слышно, – он помолчал. – И небо тоже, как река. Мордва-мокша верила в творца-бога, который создал небо и землю.

– И человека из пня…

– Тоже, да. А всё потому, что ему было скучно в огромном пустом пространстве, которое он, Шкай, создал. Вечером он зажигает свечу в виде заката, а когда она догорает, он плавает в каменной лодке по небу – видишь луну? Это он! Мокшане верили, что луна – это лодка бога. Плывёт теперь Шкай, свечи-звёзды зажигает, одну за другой, и ему теплей и веселее.

– Но это же какая-то сказка…

– Может, и сказка. Но насколько лучше, как представишь. И легче жить со сказкой-то, если она добрая. Да, и Маша там где-то, – он приложил ладонь к глазам и присмотрелся.

– За рекой, за луной и солнцем, за небом, у самых звёзд она. Где-то там меня ждёт, непутёвого. Вот так жизнь прожита, словно сухостоя по лесу наломано, не вернуться и не переступить. А ты думай, Миша. У тебя ведь всё ещё впереди.

– Знаешь, Шиндяй, скажу честно, можно?

– Валяй, – мы уже подгребали к берегу.

– Спасибо, что взял с собой. Я, кажется, многое начинаю понимать, и у тебя учиться.

– Чему? Мы ж ничего не поймали.

– Ты понимаешь, о чём я.

– И то верно. Ладно, давай уж не до слюней, а то я тоже что-то сегодня раскис, тебе лишнего наговорил. Давай причаливать.

– Знаешь, а я верю.

– Чему, то есть… во что?

– Всему, что ты рассказал, – ответил я. – И знаешь… Ты вот постоянно в саду, где я живу, бываешь. Особенно по утрам. Зачем?

– О, это тайна великая!

– Может, расскажешь?

– Как-нибудь.

– Тогда давай сегодня посидим там, картошки в углях испечём.

– А Надька не прогонит? Я ж колдун злобный!

– Так это мой сад, я ж купил! Это, по цене дров!

Шиндяй засмеялся.

– Ладно, только рыбки из дома захвачу. Я же утром поймал. Запечём с тобой, и поболтаем. Может, и про тайну сада что тебе скажу.

Я посмотрел на небо.

Шкай продолжать плыть в каменной лодке и зажигать звёзды. Они горели необыкновенно ясно, и грустно, будто уставшие женские глаза.

Прошло уже несколько дней, как я – сам до конца не понимая, как это всё так удачно сложилось, оказался жителем лесного посёлка в глубине России. Иногда казалось, что всей этой авантюры не могло быть, и вот-вот проснусь в Москве в своей маленькой, похожей на тёплую конуру квартире на восьмом этаже, потянусь, встану у окна, и посмотрю сквозь прозрачные занавески на серое унылое небо и однотипные высотки. И пойму, что ничего не было, – всё только сон. Ни поездки, ни странной и спонтанной покупки половины домика, ни новых знакомств.