Александр Колупаев - Демоны Людей Леса

Это была потайная дверь! – Сергей Григорьевич, вынул из портфеля ещё одну папку, и развязав тесемки, стал выкладывать новые фотографии.

– Это я потом все отснял, когда более внимательно и детально обследовал этот тайник.

Вот эта дверь.

Ничего примечательного, деревянная дверь, только вот изнутри обшитая толстым слоем войлока.

– Фонарь мне не понадобился, электроэнергию ещё не отключили и лампочка под потолком осветила комнату довольно приличных размеров. Первое, что бросилось в глаза – массивный деревянный стол, оббитый оцинкованным железом. К ножкам стола, сантиметров тридцать ниже, были приделаны кольца, с которых свисали цепи. На стене, напротив стола – две деревянные маски. Ярко раскрашенные, с выпученными глазами сверкая белоснежными зубами, две образины взглянули на меня. Рядом, на широкой деревянной доске, закреплены несколько топориков, три кривых ножа, разных размеров, две изогнутых пилки, кусачки и пилка по металлу. Прямо над столом свисали две лампы в абажурах. Потом я нашел и выключатель от них. Можно сказать, что больше ничего не было, кроме небольшого журнального столика сиротливо приютившего в углу. На столике стоял плоский белый ящик. Подошел, распахнул. Вот это да! Сразу показалось – набор хирургических инструментов. Присмотрелся – нет, скорее всего, набор для патологоанатома. И знаете, запах, – бывший следователь, хотя чего это я заладил? Бывший, да бывший? Вот как все раскладывает по полочкам!

– Запах там был такой специфический! Сначала он мне напомнил запах мясной лавки, только вот более тяжелый, затхлый, с таким настоявшимся душком тлена и какой-то гнили, что даже холодок непонятного ужаса пробежал по спине! Стены этой комнаты, были выкрашены голубенькой краской, но во многих местах её прорезали замысловатые трещины, в которых так разрослась плесень, что они стали похожи на лианы. Пол так же был покрыт слоем зелени, которая, казалось, тихо шуршала под ногами.

Осинцов, торопливо достал несколько фотографий:

– Это вот маски, а это топоры…. Вот стол, а это – ящик с медицинскими инструментами.

Холс, брал одну фотография за другой, внимательно вглядывался. Фото с изображением стола он даже перевернул.

– Сергей Григорьевич, вы не находите что кольца на концах цепей, внутри несколько потерты. Я бы предположил, что сюда продевались ремни или толстые веревки.

– Вы угадали! Вот на этом снимке, стол со стороны стены. На крючках, приделанных к перекладине стола, висели четыре ремня с пряжками. Оказались – ошейниками для собак.

– Вот вы сказали, что сначала приняли эту комнату за лавку мясника. А что вы подумали про стол? – Холс взяв лупу, внимательно рассматривал фотографию

– Пытки! Стол для пыток! – следователь, снова взял пузырек с лекарством, но повременил с приемом его, а только потер ладонью левую сторону груди.

– Болит? – участливо спросил Холс.

– Ноет. Как разволнуюсь, дает о себе знать! Ничего, я почти закончил, осталось рассказать вам о ещё более странном случае. А сейчас, позвольте пояснить вам то, что удалось мне выяснить по поводу этой комнаты…,

– Комнаты пыток? – не выдержал я.

– Увы, это так, комнаты пыток! В тот день, я смог сделать только фотографии этого без всякого сомнения места преступления. У меня была мысль привлечь к осмотру и сбору улик самых лучших специалистов. Но, поразмыслив, я пришел к выводу, что буду работать один. Причин было много, но главная – в этом деле замешанные мои родственники!

– За месяц с небольшим, собрал я весь материал по этой комнате. Самое важное – тут были следы крови. А они были везде, на ремнях, на столе, топорах, ножах и даже стенах!

В этой папке, – Осинцов положил руку на пухлую папку с документами, – акты экспертиз, фотографии, акты сравнения характерных травм и орудий которыми они были сделаны.

И уже под конец обследования этого места, без сомнений большого количества преступлений, когда я обследовал пол и стены с помощью металлоискателя, мне удалось найти главную улику. Вот взгляните, что я нашел под слоем плесени и пыли!

Четкая фотография двух обломков пилы по металлу и ещё одна легла сверху. На ней два обломка соединились вершинами, и низ замкнул небольшой треугольный осколок.

– А вот это чрезвычайно интересно! – встрепенулся Холс, – это же тот осколок, что был найден в могиле семнадцать, по-моему? – он взглянул на схему захоронений.

– Да, это тот самый осколок! Он то и замкнул круг – все жертвы, что были закопаны на поляне, попали туда из этого подвала!

– Итак, вопрос о том, как они попали туда, в этот подвал и кто творил с ними такие злодейства, остался открытым? – детектив зачем-то померял составленное полотно ножовки и, порывшись в кучке фотографий, вынул одну – стола для пыток.

– Немного не согласен с вами, – запротестовал следователь прокуратуры, – круг подозреваемых для меня был ясен. Три человека могли и должны были иметь доступ в подвал! Сам Вячеслав Михаилович Шиверов, его жена Ольга Андреевна Шиверова и Геннадий Гордиенко. Правда, с последним у меня осталось множество вопросов. Относительно жертв, что прошли через этот страшный подвал, то тут истина не только хоть чуть-чуть проявилась, а ещё больше запуталась! Анализ следов крови, на столе, стенах и инструментах, показал странные результаты – не было ни одной четвертой или даже третьей группы! Только первая или вторая! Причем, второй группы было всего чуть больше тридцати процентов!

– А вот это уже интересно! Выходит, что все жертвы жили в изолированном анклаве?! – настала очередь изумляться мне.

– Или, тысяч десять, пятнадцать лет назад, – мой шеф, схватился было за трубку, но передумал и указал на папку, – акты экспертиз здесь?

– Да, здесь все документы кроме одного, – Осинцов, вынул из портфеля общую тетрадь. Синяя обложка была потрепаны, уголки были загнуты и захватаны грязными руками.

– Вот эта тетрадка, точнее записи в ней, и есть ключ к разгадке не только тайны подвала, но и страшной поляны полной могил! – он не спешил передавать тетрадь.

– Размышляя над этими двумя делами, я не сомневался, что все это звенья одной цепи. Если улики прямо связывали подвал пыток и поляну, то результаты экспертиз порой не только противоречили, этим уликам, но и заводили все дело в тупик. Двадцать восемь лет, я упрямо выстраивал логические цепочки, двадцать восемь лет я пытался понять, откуда взялись все эти юные жертвы, и только год назад ко мне попала в руки эта тетрадь. Этот дневник несчастной жертвы слабоумия, это дневник убийцы. А может и судьи, а также и палача супруг Шеверовых. Это дневник Геннадия Гордиенко!

Мы в изумлении уставились на Осинцова.

– Да, да! Этот дневник он вел последние пять лет своей жизни. Дело было так: в этой психбольнице, куда поместили Геннадия после двойного убийства, лечился некто Волжанин. Какой-то вид шизофрении. Так вот возомнил себя он учителем, наставником и вообще опекал убийцу. Тот, своим детским умишком почуял доброту и потянулся к Волжанину. Он от избытка времени и добрых чувств, стал учить Геннадия читать и писать. И признаться преуспел в этом деле! Нет, его ученик не превзошел учителя, а вот выражать простейшие мысли, корявым и почти не понятным языком, это да! Год назад Гордиенко умер и унес с собой столько тайн, что их хватило бы на несколько детективов. А Волжанина выписали, и он принес эту тетрадь в милицию. Принес и упрямо твердил, что это очень важные записи. Там полистали, ничего не поняли из этих каракулей и сдали тетрадь в архив приходящей документации. Хорошо, что там работал мой знакомый, он то и предал мне эту тетрадь. Из-за прогрессирующей болезни, я не смог прочитать много записей, но даже то, что прочитал, шокировало меня. – Одинцов взглянул на часы, – однако мне пора, в госпитале меня сегодня ждут до обеда. Вот тут, на обложке папки я записал все фамилии и адреса, это мои хорошие друзья и знакомые. Они вам помогут. Тут есть и номера телефонов госпиталя, мой номер и номера моих сыновей. Если что – помогут деньгами. Это на тот случай если вы поедете в Красновишерск. А вы поедете, я это точно знаю! Распутайте это дело! Оно под силу только вам! – Бывший старший следователь областной прокуратуры, Осинцов Сергей Григорьевич, встал, положил свой портфель поверх вороха документов и фотографий, и, пожав руки нам, вышел из кабинета.