Инесса Плескачевская - Удивительный Китай

Случается, все же уезжают. Может быть, устают от состояния временности. Одни знакомые уехали в Новую Зеландию – и стали-таки профессиональными эмигрантами, по чисто экономическим причинам: жить там, говорят, лучше. Но это только если есть хорошая работа. Потому как если работы нет, то и источников существования тоже нет, а в этом случае никакие красоты нетронутой природы тебя не вдохновляют. Другая пара вернулась домой в Москву – главу семейства, талантливого программиста и организатора, взяли на работу в «Майкрософт»: зарплата высокая, условия жизни прекрасные, к тому же родной город.

До этого прожили десять лет в Венгрии и почти четыре года в Китае. Проводили домой в Киев семейную пару, покинувшую Пекин после 18 лет проживания. Они были первыми, кто почувствовал: условия для ведения бизнеса ухудшаются, зарабатывать, как раньше, иностранцу уже невозможно, а жизнь на съемной квартире, когда в Киеве пустует собственный дом (построенный на заработанные в Китае деньги) стала не только утомлять, но и раздражать. Так что в основе жизни экспатов – все-таки деньги. И рыба ищет, где глубже, и человек, где лучше. Обычная история.

Русскоязычные китайские экспаты, как мне кажется, отличаются от тех, кто живет в Лондоне или, например, в Чехии. На улицах Карловых Вар тебя легко (и отборно по-русски) обхамят на парковке, в Пекине это немыслимо. Я все думала – почему? И, кажется, нашла ответ.

Большинство пекинских русскоязычных экспатов (сотрудников посольств и прочих государственных учреждений в расчет не берем) из разряда людей, самих себя сделавших. Они приехали из городов российского Дальнего Востока, имея в качестве стартового капитала желание заработать и (часто, но не всегда) знание китайского языка. Многие начинали бизнес в чужой стране с нуля и все, что у них есть сегодня, заработали сами. Как, кстати, и многие нынешние китайские миллионеры, поднявшиеся на волне реформ и экономической свободы. Лет 25–30 назад, когда большинство русскоязычных начинали свой бизнес в Китае, рынок был почти пуст, и на одном чартерном рейсе, который перевозил челноков с закупленным товаром из Тяньцзиня в Киев, можно было заработать по-настоящему много. С тех по ситуация сильно изменилась, но отношения между людьми сохранились.

Принцип экстерриториальности – большое преимущество. Он дает ощущение свободы и возможности жить, как хочется. И даже если это только иллюзия, многим она по вкусу.

«Лаовай, лаовай», – шушукаются у меня за спиной или говорят, глядя в глаза. Я привыкла – меня здесь так зовут. Это вообще интересная штуковина: как зовут иностранцев за границей. В Таиланде, например, белых называют фарангами, чаще всего имея в виду людей европейского происхождения. Мы вот граждан США часто презрительно обзываем «америкосами». Как известно, британцы так же презрительно-снисходительно называют своих соседей французов «лягушатниками», а французы, не оставаясь в долгу, зовут британцев (или только англичан?) «ростбифами» за красный цвет лица, вызванный любовью к мясу и пиву. Так что ничего удивительного в том, что и у китайцев есть прозвище для иностранцев, нет. Но почему именно так?

Издревле китайцы называли иностранцев «фань», что означает «чужеземец» и «и» – тоже чужеземец, но уроженец Востока. При династии Цин (1644–1911) во времена Первой опиумной войны (1840–1842) и последующих агрессий иностранных государств появилось новое название, рожденное, сами понимаете, не лучшими впечатлениями от встречи с зарубежными подданными. Знакомство с ними назвали «и хуань» – «бедствие, причиненное чужеземцами».

Китай для иностранцев долгое время был закрыт, но его несметные богатства манили и не давали спокойно спать. Военная эскадра помогла открыть столь долго запертые ворота великой Поднебесной и силой заставила китайцев знакомиться с иностранцами, которых со временем стали называть «янъи» и «янжэнь». В этих прозвищах нет эмоций – только констатация факта: «заморские люди».

Во время Боксерского восстания 1900 года, когда его участники ихэтуани уничтожали всех иностранцев и даже китайцев, принявших христианство, европейским пришельцам дали новое прозвище – «ян гуйцзы», или «заморские дьяволы». Между прочим, многие иностранные старожилы утверждают, что самое распространенное сейчас словечко «лаовай» означает тех же «дьяволов» и несет все тот же презрительно-обидный оттенок. Но на самом деле это не так или не совсем так: по содержанию – точно не несет, а вот эмоционально – может быть. Иногда. Частенько.

После войны и образования КНР, когда страна была на подъеме, а помогали ей в этом многочисленные советские специалисты, иностранцев стали называть «вайго лао», что означало «человек из другой страны». Потом появилось еще одно название с тем же смыслом – «вайго жэнь». Китайцы – «Чжунго жэнь», мы – «вайго жэнь». Нормальное такое выражение, хочешь уточнить, из какой именно страны, уточни – «Байэлосы жэнь», мол, я из Беларуси или – «Элосы жэнь», из России.

Термин же «лаовай», которое шелестит за спиной каждого, кто приезжает в Китай издалека или задерживается здесь надолго, появился в 1980-х годах. В этом термине «вай» – сокращение от уже известного «вайго жэнь», а «лао» (пожилой, уважаемый, почтенный) – вежливое слово, которое традиционно добавляют перед именем человека в знак уважения. Когда в Китае кому-то говорят Лао Чжан (в дословном переводе – «старый, почтенный» Чжан, где Чжан это фамилия), это располагает к доверительности и душевности.

В общем-то, в самом слове нет ничего плохого, и когда я сама себя называю «лаоваем», у моих китайских друзей это вызывает приступ веселого хохота, который способен растопить любое, даже самое холодное, сердце (а у меня сердце горячее, и дополнительно растапливать его не нужно). Потому что такое самоназвание означает, что я и понимаю, и принимаю правила игры. Да, я лаовай в чужой стране, но чувствую себя здесь хорошо и комфортно, меня вполне устраивает быть «почтенным иностранцем» и жить по принятым в этой среде правилам. В конце концов, я всего лишь в гостях, правда?

Если вас, как и меня, коробит обращение по половому признаку – «девушка, женщина, мужчина, пробейте талончик», то сейчас я пишу именно для вас. Вам ведь интересно – а как там у них, в Поднебесной? Было похоже, но ситуация меняется, и к представительницам прекрасного пола обращаются все больше «мэйню», красавица. Мне, честно говоря, в нашем общественном транспорте было бы приятнее услышать, что я «красавица», чем просто «женщина». Хотя, конечно, и тут можно найти нюансы: когда тебя называют «девушкой», воспринимаешь это почти комплиментом – ха, есть еще порох в пороховницах! Но все равно приятнее, когда продавцы в магазинах, контролеры в автобусах, коллеги и просто прохожие говорят «мэйню» – понимаешь, что запасы в пороховницах практически неисчерпаемы. Хотя обольщаться все же не стоит: «красивой женщиной» в Пекине и других уголках Поднебесной называют всех, в этом обращении не осталось ни тени оценки или комплимента – просто слово. Но мы же все хорошо знаем, что ласковое слово приятно не только кошке, но и каждой из нас. Наговори нам комплиментов – и мы уже ручные.