Юлия Панина - Одна в Америке

В общем, местный колорит ещё тот! Особенно если ты – студент по обмену и у тебя трудности с общением. Звонок – и ты в новом коллективе! Не то что имён – лиц запомнить невозможно.

Ирине тоже предоставилась возможность выбрать предметы на первое полугодие. Однако выбор оказался совсем невелик, поэтому она просто взяла все самые сложные предметы, надеясь на то, что они принесут ей хоть какую-то пользу.

Классную преподавательницу звали Джилл Саммерс. В школе она вела историю. Ей было около сорока пяти. Полная, почти круглая женщина, несмотря на лишний вес, производила очень приятное впечатление. Ирине сразу понравились её глаза. Это были глаза неравнодушного человека, доброго и жизнелюбивого, способного проникать в душу собеседника, что было бо-о-ольшой редкостью в Америке, как уже успела подметить Ирина.

Джилл Саммерс поприветствовала класс и пригласила Ирину и Белен выйти к доске.

– Ребята, наверняка вы заметили, что в классе у нас необычные новенькие. Они прилетели к нам издалека. Но если с представителями испанской национальности вам доводилось встречаться неоднократно, то студентов из России вы точно никогда не видели.

Её льющийся приятный голос успокаивал Ирину. Находиться рядом с миссис Саммерс было комфортно и легко. Ирина даже как-то выпрямилась от её слов.

– Вы даже не представляете, какие невероятные истории может рассказать вам Ирина. Да и Белен, я уверена, полна загадок и тайн, поэтому не теряйте даром время и попробуйте разузнать у них что-нибудь новое. Может, об их быте, может, о природе, а может, об истории их стран. Вам повезло, девочки сэкономили вам кучу денег: вам не придется ехать в Испанию или Россию, чтобы узнать об этих странах. Эти страны сами отправили к вам своих представителей. Отнеситесь же к ним внимательно, помогите освоиться в новой культуре, расскажите, чем живёте именно вы. Садитесь, девочки, – закончила свою речь миссис Саммерс.

Ирина вернулась на место в приподнятом настроении. Она увидела, что речь учительницы пробудила от спячки несколько учеников, и теперь они с интересом рассматривали её, Ирину.

Но… прозвенел звонок, и уже через несколько минут ей предстояло идти на другой предмет, а значит – в совершенно новый круг разновозрастных подростков.

День пролетел стремительно. Ирина была выжата, как лимон. Волнение и постоянно сменяющиеся лица дали о себе знать.

В коридоре они встретились с Энджел.

– Ну, как прошёл твой день? – весело спросила её американская сестрица.

– Фу, – выдохнула Ирина, – наконец-то он прошёл.

– Ну, тогда побежали домой! – засмеялась Энджел так, что можно было подумать, что шесть уроков для неё – сущая ерунда.

Ирина поверила Энджел и чуть ли не рванула в настоящий забег до дома, едва они оказались за порогом школы. Ей больше не хотелось ни пересекаться с учениками, ни заводить дежурных разговоров.

Но Энджел преспокойно шагала по тропинке, привычно переваливаясь с одной ножки на другую.

Ирина обернулась и с досадой сбавила темп.

«Это ж надо так тащиться, как черепаха! Зачем тогда «побежали» говорить? Издеваешься ты надо мной, что ли?!»

Ирина была почти в бешенстве. Она пристально посмотрела в глаза Энджел, но встретила лишь непробиваемую дежурную улыбку, за которой не было и намёка на понимание.

Ирина тяжело вздохнула и поплелась рядом с сестрой.

Надо сказать, Энджел вообще не признавала слово «быстро». Всё, что она ни делала, она делала о-о-очень медленно. Поэтому сто метров, которые им нужно было преодолеть, длились для Ирины целую вечность.

Наконец они всё же добрались до дома.

В доме была только Грэйс. Она равнодушно спросила, как всё прошло в школе, получила привычный ответ «Окей» и занялась своими делами.

Ирина прошла в свою комнату, переоделась и упала на кровать.

Её душили слёзы. Казалось, весь мир перевернулся с ног на голову и перестал её замечать. Её – как человека. Никому не было до неё никакого дела. Никого не интересовало, что она чувствует, думает, хочет, боится…

В этой напомаженной, расцвеченной фальшивыми улыбками стране Ирине было чудовищно холодно. Беспросветное чувство одиночества и тоски снова навалилось на её плечи неподъёмной тяжестью. Ирине казалось, что её фигурку просто стёрли ластиком и она перестала существовать.

Вечером пришёл Керри. Он сразу заметил, что с Ириной что-то не так, но не стал задавать ей вопросов в присутствии Грэйс и Энджел. Когда же все пошли на привычную вечернюю прогулку, он задержал Ирину и попросил поговорить с ним.

Они присели в гостиной, и Керри начал говорить. Он сказал, что понимает, как, должно быть, трудно дался Ирине этот первый день в школе. Говорил про ребят, про учителей, про английский – в какой-то момент Ирина перестала понимать, о чём именно он говорил, она просто вдыхала тепло, которое исходило от единственного человека, который по-настоящему переживал за неё и старался искренне ей помочь.

Ирине хотелось разрыдаться, выговориться этому человеку, но она не могла: разрыдаться было стыдно, а выговориться не позволял уровень владения языком.

И она просто сидела на диване, опустив голову, закусив губу, и односложно отвечала на вопросы американского папы.

– И ещё, – добавил Керри уже в конце разговора. – Я давно хотел тебе об этом сказать. У тебя какая-то невероятная кассета. Я никогда не слышал подобной музыки. Да, я не понимаю язык, но я не глухой. Энджел никогда в жизни не принесёт в дом ничего подобного. Можешь слушать любую музыку – всё, что посчитаешь нужным, всё, что захочешь, я не буду контролировать твой выбор. Я полностью доверяю тебе.

Ирина взглянула на него с благодарностью. Эти слова легли бальзамом на её израненное сердце. Она вдруг почувствовала в себе силы бороться, встать в полный рост и позволить себе быть самой собой, даже если никто вокруг и не заметит, чего ей стоит это движение.

Медленно потекли школьные дни.

Незнакомых слов и на уроках, и в домашних заданиях встречалось очень много. Ирине приходилось постоянно обращаться к словарю, а это занимало уйму времени. Особенно сложно было отвечать на уроке устно. Учителя были благосклонны к студентам по обмену и не требовали от них безупречных ответов, но Ирина не могла позволить себе отвечать двумя-тремя словами и готовилась к урокам серьёзно.

Девушка почти перестала видеться с Энджел. На уроках они не пересекались – у них были выбраны разные предметы, учиться часто заканчивали в разное время, домой приходили поодиночке. Да и вообще теперь у Ирины появилась свобода возвращаться из школы в своё время и в своём темпе: насколько она уяснила, у американцев не было привычки ждать друг друга, поэтому Ирина чувствовала себя нормально, если ей вдруг случалось обгонять Энджел, разговорившуюся с кем-нибудь по дороге из школы.