Филипп Сов - Из Франции – по Якутии. 3800 км на каноэ от Байкала до Арктики

Путешествие началось. Я уже поглощён этим потоком. Постепенно теряю привычку говорить и открываю свои чувства для наблюдений. Брожу по улицам, согреваю давно заснувшие мышци. Перемещаясь без машины, критически смотрю на автомобилистов, которые неистово сигналят в пробках.

В кафе «Конечная» у Северного вокзала я встречаю Нину. Она русская, кинорежиссёр, живёт в Париже. Её фильм, созданный с Жан-Пьером, описывает холодную жизнь сибиряков. Фильм «Судьба севера» очень эмоционально и поэтически делает честь жителям арктических регионов. Встреча с Ниной во время первой остановки это настоящий трамплин. С ней я уже в России, и рассказ о трудностях её страны пропитывает меня насквозь.

За месяц до встречи я передал ей текст, предназначенный для моих контактов с местным населением, и она его перевела: «Добрый день. Меня зовут Филипп Сов. Я француз, живу в городе Тулон на юге Франции. Я писатель и пишу книги о своих путешествиях. В 1992 году я совершил пешком путешествие вокруг света. Сегодня я в России, чтобы попытаться спуститься по Лене на каноэ. Я начну своё путешествие из деревни Кашуг и закончу его в Тикси, около Северного Ледовитого океана. Моя цель – показать французской публике с помощью книг, фотографий и фильмов, которые я сделаю, красоту Сибири и условия, в которых человек может жить благодаря природным ресурсам. Спасибо за помощь…»

Опосредованно я уже получаю первую поддержку от Нины. За моим последним французским кофе мы болтаем о предстоящей поездке в Сибирь. Я ещё не знаю, какой путь я изберу в Европе, чтобы добраться до русской границы. Путь на восток на поезде закрыт такими странами, как Украина, настаивающими на транзитной визе. Но я не хочу терять дни в ожидании различных разрешений. Единственная европейская страна, граничащая с Россией, это Финляндия. Нина объясняет мне, что в Финляндию можно добраться на поезде через Германию, а оттуда в Россию на корабле по Балтике. Я выбираю этот путь. И обнимаю Нину. Она прощается, слегка дотрагиваясь до моего плеча и советуя остерегаться дружеских застолий в России.

Я принадлежу ко второму послевоенному поколению. Моя бабушка во время традиционного прованского застолья часто воскрешала в памяти страшные крики во время бомбардировок 1945-го года. Она до сих пор испытывает этот ужас. И я не могу не думать о ней, как только слышу первые немецкие слова в поезде на Гамбург. Я посещаю Германию первый раз и резкое «Nein» контролёра странно переносит меня в прошлое, в оккупированную Францию, когда немецкий акцент заполонил парижские улицы. Моё подсознание связано с войной обусловленностью истории. Но одновременно оно и под влиянием современных идей. Одна из них выражена великолепным Поланским, который посвятил свой фильм «Пианист» состраданию врачам. Немцы тоже пережили ужасы под фашистским игом.

Контролёр настаивает, чтобы мы уплотнялись в купе по 6 человек, несмотря на свободные спальные места, «Nein! Nein!» – повторяет он.

Я скольжу, не споря, под простыню и всю ночь затыкаю уши, чтобы не слышать присвистывания храпящего шведа. А утром в то время, как мои попутчики расползаются по набережным Гамбурга, свежеполитым мелким дождём, я хватаю рюкзак и направляюсь к кафе. На прилавке веером разложены сосиски. Спрашиваю официанта, забыв, что я в Европе: «Вы берёте евро?» Он отвечает раздражённо: «Только евро!» Германия – это первая настоящая заграница моего путешествия.

Бессонная ночь и почти пятнадцатикилограммовый груз за спиной умножают усталость. Она мне служит плохую службу. По разным поводам это провоцирует рассеянность, иногда оплошность, «как в случае с евро», в другой раз потерю доверия. В этом последнем случае физиономии некоторых любопытных личностей становятся мне несимпатичны. Это чувство появляется из-за внезапной потери уверенности в себе, которое делает меня преувеличенно подозрительным.

Чтобы преодолеть это чувство, я урезониваю себя. Избегаю взгляда человека, всё время наблюдающего за мной в поезде. Не смотрю на другого, замкнутого на вид, сгорбленного, со вздёрнутым носом, который прохаживается, прихрамывая и приглядываясь ко мне острым взглядом, словно пронзая вилами. Если усталый путешественник позволяет захватить себя галопирующей антипатии, он рискует конфликтами. Чтобы избежать хромающих вил, я отворачиваюсь со скептическим видом к забитым грузами понтонам. Я прибыл на станцию «Конечная Скандинавская» на самую северную точку Германии.

Туман окутывает бетонный пейзаж. Огромные корабли забиты контейнерами с товарами. Немногие рискнут пробираться под проливным дождём. Свежий ветер скандинавских стран, дующий с просторов Балтийского моря, заменил тёплые ветры юга Франции.

Поспешно покидаю вокзал в Гамбурге, сaжусь на поезд, который доставляет меня в Травемюнд. Это город, где возвышаются таможенные башни, контролирующие торговые корабли.

Хозяйка кафе в центре города, молодая армянка, назвала мне автобус до порта «Конечная Скандинавская». Там я прождал три бесконечных часа, подрёмывая стоя, и, наконец, получил место на одном из кораблей, готовых к отплытию в Финляндию в тот же день. Таким образом я избегаю проезда по Украине и забот с транзитной визой. По прибытии в Финляндию в город Турку, где я высадился, я уже в двух часах на поезде от русской границы и Санкт-Петербурга.

Оставив дома автомобиль, я распрощался также с мобильным телефоном и часами. И теперь должен высматривать время на платформах или пассажиров с часами. Всё-таки я не должен опоздать на посадку. Теперь, порвав ориентиры общественного времени, я должен оживить функционирование моего внутреннего времени, которое следует звездному времени, сменяя дни и ночи. Мне надо также лучше чувствовать свой желудок, который никогда не забывает напомнить о голоде; мне надо восстановить прежнюю гармонию, когда мои внутренние часы были в полном согласии с природой. Что станет с этой гармонией после долгих месяцев одиночества на широких сибирских просторах?

И другие процессы происходят в эти первые дни моего похождения. Для контактов использую язык, который называю «космополит». Недавнее путешествие по Амазонке оставило следы в моём словаре. Когда я спрашиваю дорогу у одного сочувствующего немца, который использует английский, чтобы мне ответить, я формулирую фразы, смешивая четыре языка:

– Bonjour! Do you speak English?

– Yes, – отвечает мне иностранец.

– Where is the train pour Travemund?

– Gate 7a, – отвечает немец.

– It’s aqui?

– Yes.

– Danke, au revoir…

Английский, испанский, немецкий и французский перемешиваются, создавая замечательный язык, язык «космополит». Вскоре пятый язык добавится в эту мелодию акцентов – русский. Я уже слышу его в коридорах Roil Ship, плывущего к Финляндии. Трое русских направляются к себе на родину в сопровождении своих автомашин, закрёпленных на палубе. Они говорят мало в сравнении с десятком немцев-туристов.