Филипп Сов - Из Франции – по Якутии. 3800 км на каноэ от Байкала до Арктики

Но я беру себя в руки, понимая, что надо ближе познакомиться со страной. Даже если это усилие мне кажется нечеловеческим. Потому что всё, что меня окружает, непредсказуемо. Неужели это и есть очарованный мир, эта чёрная Россия, изрытая дорогами, с непроницаемыми лицами людей и с фасадами облупленных домов. Или это ад перед раем?

Стараюсь заснуть, несмотря на тревоги. Но резкие вздрагивания поезда не укачивают меня. Напротив, они возбуждают. Слежу за руками Александра, чтобы убедиться, что у него нет никаких поползновений. Наконец, мне удаётся расслабиться, и я наблюдаю за лунным лучом, проникающим через стекло: вспоминаю свой переезд в Бразилию через французскую Гвиану. Моторная пирога проводила меня до моста в деревню Ояпок. Лестница из бетонных блоков служила платформой для высадки. Разношерстные силуэты на этих блоках выслеживали прибытие иностранцев. Я никогда не был в Амазонии и, возможно, я проник туда наиболее прямым путем. Тем, что швыряет западного человека, привыкшего к современности, наиболее грубым способом в мир, где люди продолжают бороться за выживание. Это было моё первое впечатление, которое я, взобравшись по бетонным блокам, получил, оказавшись тут же на улице оживленной бразильской деревни. Это было, как если бы я вернулся в 1900-е годы, в эпоху, когда существовали ещё только основы современных городов. Это воспоминание меня успокаивает, потому что после всего лишь недели пребывания в Ояпок, я уже освоился настолько, что мы разгуливали абсолютно свободно. «Тёмные закоулки России не хуже бедных кварталов Альтамиры в Бразилии!» Я сто раз повторяю себе эту фразу и, наконец, засыпаю.

На заре нового дня, четырнадцать часов спустя, я открываю новую Россию. «Алексей Толстой» высаживает нас на платформу. Меня сразу же засосала толпа путешественников, спешащих вдохнуть свежего воздуха. Мы проникаем в здание вокзала через хлопающие двери. Людской поток увлекает в главный зал, где под огромным каменным сводом идёт длинный переход с застеклёнными кафе, закусочными и ресторанами. В конце я угадываю выход и тротуары Москвы. Я перевожу дыхание, прежде чем ринуться в моё необычайное приключение.

На тротуарах московского вокзала таксисты блокируют пассажирские потоки, предлагая свой сервис. Нищий роется в мусорном баке. Народ в толпе прохаживается, болтает, курит, готовится к посадке. Прижимаюсь к стене и стараюсь войти в роль русского, хмурю брови, чтобы сделать строже лицо, и избегаю чужих взглядов. Пытаюсь придать себе мужественный вид, даже если на улицах московской столицы чувствую себя ребенком. Я должен покинуть вокзал и перебраться на другой конец города, где готовятся к отправке поезда дальнего следования. Знаю, что возможно добраться туда на метро. Хочу в тот же день сесть на поезд, который отвезет меня в Иркутск. Московское метро это опыт, который надо испытать по крайней мере раз в жизни. Скульптуры атлетов, почти вертикальные эскалаторы, длинные подземные переходы! Одним взглядом охватываешь тут лица всех народов. Это погружение в русскую душу за цену билетика в метро. Но всё-таки я предпочитаю взять такси, ибо ещё не готов столкнуться один на один с таким погружением.

На Ярославском вокзале после не очень любезного общения с кассиршами приобретаю, наконец, билет на иркутский поезд.

Языковой барьер становится огромным препятствием, не дающим мне передышки. Я стараюсь произносить слова из моего карманного словарика, но очень часто от меня просто отмахиваются небрежным жестом руки.

На Ярославском вокзале смешиваюсь с ожидающими пассажирами. Это женщины и мужчины со всех концов света, русские из Восточной Сибири, эмигранты из Средней Азии, люди из восточных стран, европейцы… Всё это вместе создаёт новую Российскую Федерацию. Я чувствую себя в своей тарелке, как один из путешественников среди прочих. Чтобы развлечься, выхожу из оцепенения и погружаюсь в одну из улиц. Здесь нахожу банк, где могу получить русские деньги, и кафе, которые удивительно контрастируют с провинциальными; здесь я пью мой экспрессо, у него тот же аромат и та же цена, что в наших парижских бистро, и здесь я сижу до самого отъезда.

Пять тысяч пятьсот километров отделяют Москву от Иркутска. И транссибирская магистраль – один из наиболее мифических путей России. Взбираюсь на поезд, хватаясь за поручни тринадцатого вагона, шагаю по коридору, приветствуя проводницу, и проникаю в купе. Нахожу своё место, раскладываю свой рюкзак. На платформе не вижу никого, кто спешил бы к моему вагону. Пару мгновений надеюсь путешествовать совсем один. Вынимаю кинокамеру, чтобы снять двух женщин в ярко-оранжевых жилетах безопасности. Они заняты сигнализацией. Кинокамера напоминает мне, что я везу кассету с лицами моих близких. Не решаюсь её смотреть и оттягиваю этот момент, сколько могу, боясь впасть в ностальгию. Пока я погружен в свои мысли, кто-то грубо дергает скользящую дверь. Появляется гигант в военной форме, так дикое животное овладевает своей территорией. Военный понимает, что я иностранец, как только я приветствую его. Забиваюсь на свою полку и застенчиво интересуюсь, говорит ли он по-английски. Он кивает головой сверху вниз как возбужденная обезьяна. Затем он укладывает свой багаж – спортивный рюкзак и ящик груш и, оперевшись локтем на столик, заглядывает мне в глаза. «Я попрактикую мой английский с тобой!» – заявляет он жизнерадостно. Он снимает обувь и вынимает из пиджака флакон с одеколоном, обрызгивает ими ноги, руки, свой бритый череп, всё время извиняясь за тошнотворный запах. Наконец, он усаживается напротив меня. Осторожный, я сжимаюсь. Мой пустой, ничего не выражающий взгляд теряется в его, и это состояние лицом к лицу провоцирует неловкость. Неужели всё закончится дракой? Вопрос бьётся в моём мозгу. Но я беру себя в руки. Гроза уходит, в то же время поезд покидает пригороды Москвы. Позже я понимаю, что этот обмен поверхностными взглядами означает всего лишь трудность объединений наших двух миров. Необходимое столкновение, контакт, чтобы появилась встреча, начало общения.

Рустам – таджикский военный, вступивший в русскую армию, чтобы бороться с афганскими моджахедами. Он видел войну в своей стране в 1992 году; он видел Рубок, свой город, в огне, разрушенный налётчиками, и свой народ, миллион человек, спасшийся в России. Он поднимается и приближается к зеркалу, проводит рукой по лбу, чтобы стереть заливающий его пот. Показывает своему отражению кулак – это боксёр – и смотрит себе в глаза. Совершенно не стесняясь моего присутствия, он озлобляется против самого себя, бросая в зеркало ненавистные взгляды. Затем возвращается на своё место и валится на постель, будто совершенно опустошённый. Его агрессивность постепенно исчезает, вновь оставляя место дружескому расположению.