Елена Жукова - Братская любовь

Маша привыкла представлять себе людей в виде кукол. Характер человека подсказывал ей материал, который можно было бы использовать для создания игрушечного двойника. А бывало и наоборот, когда внезапно пришедшее на ум решение о подходящем материале помогало Маше угадать натуру. Вот и сейчас художница невольно задумалась о природе пассажиров старенького «Форда».

Шатенистые были парой, в которой девица явно играла главную роль. Она была высокой, худой, узкобедрой и плоскогрудой. Ее каштановые волосы были мальчиково-коротко острижены, в чертах лица отражался волевой, хотя и несколько вздорный характер. Глаза неопознанного цвета были скрыты за зеркальными стеклами больших, на пол-лица, солнцезащитных очков. «Пластик, – подумала Маша. – Твердый, звонкий, сгибающийся только при нагревании и хрупкий при ударе пластик».

Ее шатенистый бойфренд был крупнее всех остальных: выше, толще, плотнее. Двигался он с ленцой и говорил раза в полтора медленнее стрекочущей подруги. Он производил впечатление человека эмоционально-устойчивого, здравомыслящего пофигиста, который не склонен тратить нервы по пустякам. Маша называла таких людьми «с низким центром тяжести». Ванька-встанька – их невозможно было опрокинуть.

Третий член команды, блондинистый парень, держался с органичной самоуверенностью. Он был чуть выше среднего роста, тонкий в кости, но прочный. Его кудрявые волосы, удивительно похожие на Машины собственные, были стянуты резинкой в пушистый пук. Щеки и подбородок покрывала трехдневная щетина более темной, «породистой», масти, которая ненавязчиво добавляла блондину мужественности.

Блондин явно не был пластиком. В его плоти было нечто более основательное, прочное, и в то же время теплое и живое. Металл? Нет. Слишком холодно и звонко. Камень? Тоже нет. Дерево. Да, именно дерево, твердое и надежное. Но какое? Дуб? Пожалуй, чуть теплее по оттенку, без дубового зеленоватого тона. И чуть прочнее. Скажем, ясень.

Парень оглянулся и мазнул по Маше рассеянным взглядом лучистых ясных глаз. «Точно ясень!» – уверилась Маша.

Сначала, увлеченная созерцанием трио цвета хаки, Маша ничего не слышала. Но, когда те заспорили между собой, с удивлением осознала, что способна понимать, о чем идет речь. Невероятно, но они говорили по-русски!

– Ну и на фиг нам эта лоховская туристическая аттракция? Чо толкаться среди стада? Погнали отсюда, – наступала на блондина шатенистая девица.

Ее бойфренд лениво потянулся и согласился с подругой:

– Правда, олдбой, пойдем лучше поваляемся на солнышке, пока оно еще не село. И купнемся. А то я уже слипся от пота…

– Дурачье, – возразил блондин, – у вас же реально нет ни одной фотки, что вы были в Мексике. Только море-пляжи, маски-ласты. Как в банальных Соч ах. Хоть для галочки надо посетить пару-тройку пойнтов. А Тулум – это, между прочим, объект ЮНЕСКО. И народу сейчас уже не сильно много – группы поразъехались. Вон стоянка совсем пустая.

Девица сдвинула зеркальные очки на кончик носа и обвела взглядом большую парковку с двумя последними скучавшими в ожидании туристов автобусами.

– Гуд, – милостиво согласилась она. – Пошли разочек сфоткаемся на фоне твоего ЮНЕСКО. Будут фотопруфы, чтобы в Москве показать. Идешь, дарлинг.

При слове «Москва» оцепенелая Маша очнулась и бросилась к трио цвета хаки:

– Вы русские? Из Москвы? Слава Богу!

***

Трое путешественников уставились на Машу тремя парами удивленных глаз. Шатенистый парень даже присвистнул от удивления.

Маше и в голову не могло прийти, какое необычное впечатление она производила. Как художница, она любила красоту и часто отдавала ей предпочтение перед пользой. В эту поездку Маша взяла самые любимые наряды. Сейчас она была одета в длинный, до щиколоток, сарафан в мелкий лилово-голубой цветочек. На голове ее красовалась широкополая шляпа, украшенная лентой с тем же цветочным рисунком. С тонкой длинной шеи в несколько рядов свисало ожерелье из белых, синих и розовых бусин. В ушах покачивались длинные серьги из таких же бусин, а на тонких запястьях позванивали проволочные кольца браслетов. Примостившаяся на плече холщовая сумка была расшита стеклярусом в лилово-бело-голубой гамме. Все это художница Маша сшила и сделала своими руками по собственному вкусу в соответствии с немного старомодным стилем чеховской барышни – Мисюсь.

Машино заплаканное личико, на котором внезапная надежда боролась с унынием, было не столько красивым, сколько трогательным. Ее широко-расставленные серые глаза были оторочены кукольными загнутыми ресничками. Пикантный носик вздернут, как если бы Создатель одним щипком вытянул его из теста лица. Следом за носиком потянулась верхняя губа, да так и застыла торчащим вверх удивленным домиком. Волосы Маши – густые, блондинисто-русые, завивались беспорядочными кудряшками и создавали вокруг лица богатую декоративную раму.

Неудивительно, что все члены трио цвета хаки с интересом уставились на странное эфемерное создание, вдруг заговорившее с ними на родном языке.

– Привет! Ну да, русские, из Москвы, – ответил за всех блондинистый парень. – А ты кто такая?

– Я – Маша.

– Маша? – усмехнулся он. – Ну теперь реально все понятно! Исчерпывающая информация! Я Ник. А это, – блондин широким жестом указал на своих спутников, – наша неразлучная романтическая парочка – Любовь и Роман.

Маша на секунду отвлеклась от тяжелых переживаний и слабо улыбнулась редкостной гармонии имен. Как вежливая девочка, она заученно произнесла:

– Очень приятно познакомиться.

Шатенистый Роман с любопытством просканировал Машу с головы до ног, от купола широкополой шляпки до плоских подошв босоножек, и по-приятельски кивнул: «Аналогично!». Зато пластиковой Любови явно не понравилось внезапное вторжение в компанию молоденькой и хорошенькой конкурентки. Она раздраженно буркнула «Хай!» и демонстративно отвернулась.

– Проблемы? – продолжил расспросы Ник.

– Я потерялась!

– Уп-п-п-с! Как это «потерялась»?

Обрадованная тем, что нашлись люди, готовые хотя бы выслушать, а возможно и помочь ее горю, Маша приободрилась. Захлебываясь словами и фонтанируя эмоциями, перескакивая с пятого на десятое, она поведала новым знакомым свою оптимистическую трагедию. Или пессимистическую комедию? Или даже так – пессимистическую трагедию! Во всяком случае, Машин рассказ изобиловал словами «кошмарно», «чудовищно», «жутко», «невообразимо». Но слушатели почему-то не прониклись ужасом случившегося. Ник тер ладонью щетину и прятал в горсти усмешку, упорно задиравшую вверх уголки его губ. Роман почти открыто улыбался. Любовь же не скрывала раздражения. Она притоптывала обутой в сандалию ногой, и всем своим видом демонстрировала нетерпеливое желание быстрее покончить с задержавшим троицу препятствием.