Елена Жукова - Братская любовь

– Ладно, детки. Чмоки-споки-ноки! А ты, подруга, береги целомудрие нашего Никитоса!

***

– Ма-а-ам! Клопик, жрать хочет. Она уже начала хныкать и скоро заорет.

– Никита, сколько раз я тебе говорила, что не «жрать», а «есть», не «заорет», а «заплачет»! И потом, что ты мне об этом докладываешь? Ты же взрослый парень – возьми и покорми сестренку.

– Ну ма-а-ам! Ну почему я должен все это делать? Вы же меня не спрашивали, когда рождали Клопика. Если б я знал, что мне придется так мучиться, я бы ни за что не согласился!

– Ах ты, святой мученик! Никита, ты же хочешь, чтобы тебя считали взрослым? А у взрослых людей есть свои обязанности, которые надо выполнять, даже если они не слишком приятны. Я сейчас не могу оторваться от работы. Так что давай, милый, подключайся!

– А чем ее кормить? – сдался Никита.

– Возьми в столе, на нижней полке с правой стороны баночку детского питания.

– Ну ладно, так уж и быть, покормлю. Ма-а-ам, а какую банку взять?

– Любую.

– Тут есть кабачок, яблоко с морковью…

– Дай ей кабачок. Только не отвлекай меня сейчас, иначе я никогда не закончу.

Никита притворно тяжко вздохнул и склонился над детским манежиком.

– Ползи сюда, Клопик! Сейчас я дам тебе пожрать. А вот хныкать не надо, я тебе не мама.

Однако малышка и не думала хныкать – она обнажила в улыбке розовые десны, где сверху и снизу торчали несточенные волнистые краешки будущих зубов, и выдула большой слюнный пузырь.

– Как у тебя это круто получается! – прокомментировал Никита. – Давай, садись на свой обеденный трон. Вот сейчас салфеточку повяжем и будем лопать. Хочешь кабачок?

Никита открыл банку и, подцепив на самый краешек ложки немного зеленоватой массы, попробовал на язык:

– Фу, гадость какая! Как ты будешь это жрать? Но ты, Клопик, еще даже не догадываешься, что на свете есть настоящая вкусная еда – чипсы там, или мороженое… Так что открывай скорее пасть. Ам…

Но Клопик даже и не подумала открыть рот: она недоверчиво смотрела на брата. Казалось, она понимает, что он пытается впихнуть в нее то, что самому не нравится. На Клопиковой румяной толстощекой мордашке читалось знаменитое выражение театрального гения – «не верю!».

– Смотри, я тоже это ем, – Никита притворился, что засовывает себе в рот неаппетитную зеленую массу. На лице его светилось фальшивое выражение потребительского счастья, как у героев пошлых рекламных роликов. – Какая вкуснятина! – Для большей убедительности Никита даже зажмурился. – Ням-ням-ням! Как же повезло Клопику, что она будет есть такую вку-у-усную га-а-адость!

На малышку разыгранная сцена не произвела никакого впечатления. Плотно сомкнув губы, она смотрела на брата графитово-серым подозрительным взглядом.

Тогда Никита попробовал другую тактику: он набрал полную ложку пюре и скроил страшную рожу. Клопик радостно засмеялась, раскрыв беззубый рот. И в тот же миг брат сунул туда ложку с овощной слизью. Правда, обманутая малышка немедленно сморщилась и выплюнула пюре обратно. Густая светло-зеленая масса потекла по подбородку на нагрудник.

– Значит, и ты понимаешь, что это гадость? – ворковал Никита. – Умная девочка. Но тебе все равно придется есть эту зеленую дрянь. Знаешь, Клопик, у каждого есть свои обязанности, и надо их выполнять, даже, если они противные, как твой мерзкий кабачок.

Произнося все эти высокомудрые педагогические сентенции, Никита ложкой собрал с подбородка Клопика остатки пюре, еще немного зачерпнул из баночки и снова сунул все это девочке в рот. Чтобы отвлечь ее внимание от мерзкого вкуса, брат зверски оскалился и высунул язык. Клопик радостно прыснула и выплюнула в лицо Никите целый фонтан зеленых брызг. Это развеселило малышку еще больше – она просто забулькала от радости. Брат утерся рукавом и беззлобно сказал:

– Ах ты… маленькая засранка! Смеешься? Я тебе это еще припомню! Ма-а-ам! Клопик не хочет кабачок. Она плюется.

– И что, ты не можешь с ней справиться? Ты же старший брат, Никита. Ну, возьми какую-нибудь другую банку.

– Какую?

– Любую. Выбери на свой вкус.

Мальчик порылся в столе среди баночек детского питания:

– Смотри, Клопик, вот то, что надо! Ты сейчас язык проглотишь, как будет вкусно. Почти как мороженое. И это будет – та-дам! – яблоко с грушей! Но если ты будешь плеваться… Если будешь плеваться, я тебя убью. Поняла?

Впрочем, Клопика это заявление нисколько не испугало, потому что страшные слова были произнесены самым безобидным и даже нежным тоном. Никита вообще был очень нежным братом. И хотя его обязанности не всегда были приятными, например, когда требовалось поменять малышке подгузник с дурно пахнущим содержимым, он ни за что не отказался бы от Клопика. Никита млел от пронзительной беспомощности этого маленького существа и ощущал себя рядом с сестренкой особенно сильным, особенно взрослым. Человеком, от которого кто-то зависит. И вообще, появление в семье Клопика стало для Никиты началом взросления. Он стал старшимбратом.

Конечно, своим друзьям Никита не мог признаться, что с удовольствием ухаживает за сестренкой и играет с ней – его бы не поняли, хуже того, задразнили. Для конспирации он принимал устало-раздраженный вид и, пользуясь лексикой, которая никогда не была бы одобрена родителями, жаловался, как достала его возня с «этой малявкой». Но, вернувшись из школы домой, он перво-наперво бежал в детскую проведать Клопика и полюбоваться на ее улыбку – беззубую и безмятежную.

Клопик стала первой любовью Никиты.

На стойке отеля Ник подошел к дежурному администратору и, указывая на спутницу, сказал несколько фраз по-английски. Маша не поняла ни слова, но забеспокоилась: администратор смотрел на нее пристально и недоверчиво, хотя и улыбался хорошо отрепетированной белозубой улыбкой.

– Что ты ему сказал? – не выдержала Маша.

– Сказал, что наконец-то ко мне присоединилась подруга, прибытия которой я ждал уже несколько дней. Быстро изобрази на лице счастье воссоединения со своим мужчиной. В смысле, со мной.

– Что?

– Улыбнись, художница! Чем слаще, тем лучше.

Маша покорно растянула губы в улыбку. Ник же снова обнял ее за талию и смачно чмокнул в щеку. Маша явственно услышала запах мыла, пива и пропотевшего за день молодого и здорового мужского тела. Этот запах необъяснимым образом успокаивал, вызывал ощущение комфорта и защищенности. Маша уже испытала это чувство в рыбном ресторане, когда Ник вызвался заслонить ее от местных кабальерос.

Рядом с этим блондинистым парнем Маша чувствовала себя слабее, чем была на самом деле. Или, по крайней мере, хотела бы казаться. Разозлившись на себя, она отстранилась.

– Это еще зачем?