Виктор Боярский - Сотворение Элсмира

Я-то понимал, что никакой вины Уилла в том, что произошло, нет, надо было совместными усилиями наладить нормальные отношения, без которых начинать подобную экспедицию было просто-напросто нельзя. Я успокоил его, сказав, что все образуется, как только мы начнем движение, особенно если нам удастся переброситься на вертолете в тот район, который мы наметили сегодня во время разведывательного полета. По крайней мере, лед там выглядел более надежно и позволял рассчитывать на неплохое начало даже с нашими перегруженными нартами. Для этого нам следовало переждать здесь числа до пятнадцатого. Я надеялся в душе, что этот перерыв пойдет всем нам на пользу: мы с Уиллом восстановим пошатнувшееся здоровье, у ребят немного поулягутся эмоции, и все образуется. Однако я тогда даже не мог себе представить, каким образом эта сложная ситуация разрешится в самое ближайшее время.

Метет, темно. Девять часов вечера.

С днем рождения, моя дорогая Натулечка, любимая, хорошая.

Сегодня неожиданно и совершенно некстати свалилась и сейчас в полную силу неистовствует самая что ни на есть настоящая пурга. Все-таки, как ни крути, понедельник тринадцатого (несмотря на твой день рождения) остается понедельником тринадцатого, и вот оно подтверждение этого – непогода, дав нам всего день передышки, вернулась. Сейчас ветер, наверное, метров 20–25 в секунду, видимость плохая. Настроение с утра под стать погоде: вспомнил вчерашние слова Ульрика о неготовности команды, о том, что он сомневается в выполнимости всего задуманного нами предприятия.

Вчера к ночи чертовски похолодало, температура упала до минус 43 градусов. Но в мешке было уютно и тепло. Правда в середине ночи я почувствовал, что мокрый, как мышь. Ну, думаю, опять этот поганый кашель, неужели в легкие все спустилось, хотя я предусмотрительно надел совершенно другое белье, тонкое и без всякого утеплителя, только в носки сунул каталитические обогреватели, которые, кстати, очень хорошо работают. Тем не менее проснулся от этого, не совсем приятного ощущения и сразу же почувствовал, что погода изменилась. Прежде всего мне показалось, что потеплело. Изменения температуры чувствуешь сразу: если из щели мешка высовываешь нос и его не обжигает, то это значит, что температура значительно выше минус сорока градусов, при которой мы засыпали. Я сразу же списал ночное отпотевание на счет внезапного изменения температуры окружающего воздуха, и эта версия понравилась мне много больше. Уилл тоже пробурчал из своего мешка: «Виктор, что-то потеплело». Это окончательно убедило меня в том, что мои чувства меня не обманывают. После этого пробуждения сон не возвращался, да и было уже примерно полдевятого утра, светлело. Снаружи было тихо. Видно было, что день пасмурный, потому-то, наверное, и потеплело. Так, в полудреме, я провалялся до одиннадцати часов, покашливая и ощущая ломоту в спине, размышляя, что после вчерашнего разговора представляется удобный случай принять всем решение закончить экспедицию, не начав ее, поскольку подготовка к ней могла быть и лучше. Однако не поздновато ли, заехав так далеко, менять решение?

Аргумент Ульрика о том, что даже если нас доставят на 82-ю параллель, то все равно на границе паковых льдов будет не найти места для ночевки, не показался мне очень убедительным, потому что поля многолетнего льда там весьма распространены и всегда можно выбрать участок, где палатки и собаки будут в безопасности. И, тем не менее, мне показалось, что решение отказаться от участия в экспедиции Ульрик принял еще до нашего вчерашнего разговора. Уилл выглядел очень подавленным и периодически, как сомнамбула, повторял: «Я не могу в это поверить». Он сказал мне что если Ульрик откажется от участия в экспедиции, то Мартин, скорее всего, последует его примеру. Ситуация развивалась по самому мрачному и неожиданному сценарию.

В шесть часов вечера мы собрались у нас в палатке. Пришли все, сели в кружок. Ульрик опять изложил свою точку зрения. Каждый высказался. Уилл сказал, что он собирается продолжать поход. До этого он спросил, готов ли я пойти с ним. Я ответил: «Да, я с тобой пойду, если все так случится, мы вдвоем на одной упряжке дотянем, не впервой». Об этом было сообщено команде. Мне не хотелось говорить за других, к тому же я думаю, что одна упряжка и два человека еще сохраняют мобильность, позволяющую ориентироваться в сложной ситуации.

Мартин подтвердил свое решение выйти из игры, если Ульрик уйдет, заявив при этом, что Ульрик в последние дни был единственным лидером команды, который всех вел. Практически так оно и было, потому что мы с Уиллом были пока явно не в форме и подчинялись общему движению группы. С этим упреком нам пришлось согласиться, хотя, конечно, ни у кого из присутствующих и, прежде всего, у нас с Уиллом не возникало и тени сомнения, что это лидерство Ульрика – явление временное и вынужденное. Команда стала распадаться на глазах. Я для себя решение принял – стоять до последнего. Меня больше заботило то, каким образом можно выйти из этого положения с минимальными последствиями для дела, которое мы начали с Уиллом три года назад и, естественно, хотели завершить достойно.

Основная проблема, как мне казалось, состояла в том, что команда разделилась на два лагеря прежде всего по возрастному принципу и связанным с этим различием в понимании и оценке ситуации. С одной стороны, Уилл и я, с другой – Ульрик и Мартин как часть Ульрика. Джулия и Такако были где-то между нами, склоняясь, опять же в силу возраста, к позиции Ульрика. В этом противостоянии, как это ни странно, несмотря на возраст, Ульрик демонстрировал более взвешенный и осторожный подход в оценке наших перспектив. Первая неудача, связанная, прежде всего, с отсутствием достаточного жизненного опыта и опыта движения с собаками по морскому льду в условиях быстро меняющейся обстановки, а также надлежащей тренировки собак, привела к скоропалительной, с моей точки зрения, переоценке Ульриком способности команды противостоять подобным случаям в принципе. Это было главным отличием его видения от нашего с Уиллом. В прошлых экспедициях нам приходилось сталкиваться с похожими ситуациями, но это не мешало нам, сделав необходимые выводы, не отступать от намеченного. Значительную роль сыграло и то обстоятельство, что в самый критический момент мы с Уиллом были не в состоянии взять ситуацию под свой полный и беспрекословный контроль. Сейчас мы оба были готовы это сделать, что означало для Ульрика подчиниться и продолжить экспедицию. Этого он делать не хотел, его доверие к стилю руководства командой, демонстрируемому Уиллом в последнее время, было окончательно подорвано. И в то же время он понимал, что и мы с Уиллом ни при каких обстоятельствах не перейдем в его подчинение. В этой ситуации ему оставалось только уйти, что он и собирался сделать. С моей точки зрения, этот поступок никак не мог быть оправдан на том этапе, на котором мы находились, – когда часы были пущены и время наше пошло. Своим уходом он ставил под угрозу всю экспедицию, рассчитанную и подготовленную для участия шести человек и трех собачьих упряжек. С уходом одного человека возникал дисбаланс в нашей излюбленной и проверенной многими экспедициями расстановке сил: вся команда разбивалась на три практически автономные мобильные двойки, способные выжить самостоятельно даже в случае вынужденного их разделения, вызванного погодными или ледовыми условиями. В нашем случае один из участников оставался без пары и вынужден был управлять упряжкой и решать все проблемы своего жизнеобеспечения практически в одиночку.