Аня Архипова - Выхода нет

– А помнишь, как Машка нам протест утроила? – захохотал папа.

– А у нее что ни день, то протест! Ты про какой? – мамины голубые, как небо, глаза бегали от папы ко мне.

– Тебе, Маш, было лет шесть, наверное. Отвезли мы тебя в деревню к теще, а ты легкая была, как перышко. Вроде бы и взбитенькая такая, и щечки были, и ручки с ножками пухленькие, а легкая. Не ела ничего. И мы тебя молоком отпаивали. Мать налила, а ты глоток сделала и на пол это молоко вылила. Мы говорим: «Маша, будешь так себя вести – в угол поставим. Где это видано молоко выливать?» Так ты в угол встала и отказывалась выходить, только бы молоком не поили.

– Это я так себя наказывала?

– Это ты нас так нервировала, – съязвила мама. – У тебя аллергия на молоко потом оказалась, а мы кружками пытались поить. Думать же надо было! А мы молодые, сами ничего еще не знаем. Ой, было всякое, да прошло. Совсем ничего не съела! – покачала головой в мою сторону.

– Неголодная я, мам.

– В угол сейчас поставим! – продолжал смеяться отец, грозя указательным пальцем.

Мама зазвенела тарелками, стала их мыть и расставлять на сушилку – ровно, тарелка к тарелке, как любила. Дисциплина была бы ее вторым именем, если бы она стала стендапером. Мила Дисциплина Демидова. И репертуар про мужа слесаря и дочь повесу.

– Завтра я тебя будить не буду! – тонко намекнула, сказав в лоб.

– Ладно, мам, сама встану.

Да по-любому просплю, так, скорее всего, и будет. Ни одна суббота не начиналась у меня так рано, как начинались пары в университете. Завтра я вернусь домой, и всё у меня будет хо-ро-шо, а та двадцатилетняя Машка снова опоздает в универ.

– У меня сериал! – домыла мама последнюю, поставила ровно и поспешила в спальню.

– А у тебя что? – спросила у внимательно тыкающего по кнопкам папы.

Он сделал звук телевизора громче.

– А у меня «Поле Чудес».

Я еще долго сидела на кухне, рассматривала предметы, стены, отца, слушала неизменные интонации ведущего из ящика. Лампочка в торшере у окна замигала и отключилась.

– Потом поменяю, – махнул в ее сторону отец.

Календарь на стене врал уже как год. Так давно хотелось сказать эти слова важные, но как будто не получалось. За окном затихали дети и машины, заканчивался день. Сверчки под окнами делали звук своих голосов громче, а глаза мои как будто пеплом засыпало: то моргала, то щурилась. Любой звук был обманчив, мы ведь до сих пор со временем играли в «правду или действие». В темной комнате только экран мигал, и тихо так стало, что я слышала, как на глубине идет вагон метро, которого сродни не было в этом городе. Но в моей голове он гудел, отбивая ритм по рельсам. В спальне громко хлопнула дверь, дрогнули провода на холодильнике за телевизором. Глаза широко открыла уставшие.

– Иди ложись.

Наблюдал за мной. Заметил.

– Пап, – обняла его за плечи, – я тебя так сильно люблю.

– И я тебя люблю, – хмыкнул от удивления, что смог это произнести.

– Если вдруг я стану плохой дочкой, скажи мне об этом, пожалуйста.

– Да хоть сейчас! Ты когда в последний раз протирала пыль в кухне?! Смотри, слой снимать можно с полки! – провел он по почти пустой книжной полке над головой.

– Ой, ну ладно тебе.

Коснулась в последний раз его темных жестких волос и вышла, чтобы снова не разреветься. Мы будем счастливы теперь и навсегда.

Я, когда уехала в Москву, быстро влилась в корреспондентский ритм. Кулагин бросил в пучину с головой и сказал: «Выплывешь – будешь работать, не выплывешь – так и останешься за бортом». Я выплыла. Плавала я неплохо во всем этом потоке информации, еще и из трюма доползла до верхней палубы. Одной из первых историй, которые я снимала, была о жизни девчонки, которая спасла подругу в озере, но утонула сама. Рассказывала всё мама погибшей. Через месяц муж рассказчицы попал в автокатастрофу, а ребенок, которого она ждала, замер внутри нее. Она осталась одна.

Мы разговаривали с ней почти два часа на камеру, час без камер, потом еще долго по телефону и единственное, что чувствовала я в этот момент, – что делаю очень хороший документальный проект. Программу я сдала без правок Кулагина, ту женщину я больше никогда не видела.

Интересно, она чувствовала то же самое, что чувствовала я после папиной смерти, или горе каждого – это абсолютно разный спектр чувств и эмоций? У Толстого было так, что все счастливы одинаково, а несчастны по-своему. Смогла бы я жить, если бы потеряла всех, абсолютно всех дорогих мне людей?

Вошла в спальню. А там не изменилось совсем ничего: те же оборванные шторы, которые никогда не было времени повесить на петлички; диски, разбросанные по всему подоконнику вперемежку с тетрадями; мягкая кровать с постельным в белые пионы и скрип половицы у входа. Всегда невыносимый скрип сегодня стал триггером, который напомнил, что я в настоящем. Скрип стал причиной, чтобы понять, что я дома.

Если я всё верно поняла и временной вход находится на одной прямой с выходом, то билет до Москвы спокойно даст мне возможность вернуться в сегодняшнее утро собой вчерашней.

Осторожная папина рука прокралась в комнату и нажала на «Выкл».

– Не-не, включи.

Рука тут же скрылась за дверью.

Я достала с полки фотоальбомы размером со все тома толстовских романов, разложила архив на полу.

– Ты еще не спишь?

Он всегда выключал мне свет, если мы не ругались, конечно. Когда ругались, обходил комнату без всяких «добрых ночей». Порой мне казалось, что когда меня не было дома, он по привычке заходил в комнату и нажимал на выключатель. Но он не признавался.

– Сейчас лягу уже.

– У тебя всё хорошо? – голова появилась, как голова Николсона в «Сиянии».

– Напугал! – дернулась слегка.

– Ты как? – прошел и откинулся спиной на дверной проем.

– Я просто думаю, что сегодня день какой-то очень важный, нужный.

– Каждый день важный.

– Ну да, пап, да.

– А ну-ка, посмотри на меня! – подошел поближе к лицу моему, повернул легонько за подбородок к свету, коснувшись шершавой ладонью.

– Что случилось?

– С глазами что-то сделала, что ли? – прищурился, изучая.

– Ничего не делала, – в зеркало на двери посмотрела, чтобы убедиться.

– Голубые они какие-то стали, бледные.

– Солнечного света им не хватает, пап. Витамина D.

– Свет, наверное, так падает. Ну ладно, – подозрительно так отошел, будто почувствовал. Что вряд ли. – Ложись уже.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.