Наталья Архипова - Викинг. Страсти по Владимиру Святому

Давно это было…

Или совсем недавно?

Что для человечества тысяча лет? Ничтожно мало.

А для человека? Полсотни поколений между нами и ними.

Как знать, о чем думали наши столь далекие предки, что их волновало, чему радовались? Особенно если ценности имели иные. Даже вечные понятия – любви, добра, верности, чести, самой жизни со временем несколько изменились.

Князю Владимиру Святославичу сообщили, что все готово:

– Собрались, княже.

– Все?

Зачем спросил, понятно ведь, что все ни за что не соберутся. Просто волновался, вопреки всем стараниям держаться уверенно, это волнение было заметно даже ближней охране.

– Нет, не все, но многие.

Князь Владимир кивнул и шагнул в дверь, невольно пригнувшись у притолоки. Высок князь, хоть и двери тоже немаленькие, все же терем княжий, но кланяться приходится. Ближнему гридю-охраннику вспомнилась шутка, что есть то, чему даже князья кланяются, – дверной притолоке. Раньше бы сказали, что богам, а ныне все переменилось…

На берегу Почайны и впрямь собралась большая часть Киева. Стояли, переговаривались, недоуменно пожимали плечами…

– К чему князь приказал собраться?

Не может быть тайной то, что известно нескольким людям, обязательно разойдется дальше. Так и тут.

– Крестить всех будет.

– Чего?! Как это?

Знающий шептал, стараясь спрятаться от внимания дружинников:

– Ну, да. У меня сродник в дружине, так сказывал, их всех еще в Корсуни крестили.

– Это как же? – все не верили окружающие.

Дружинники настороженно поглядывали на уплотнявшуюся вокруг знатока ситуации толпу. Тот зачастил скороговоркой, понимая, что договорить не дадут, а сам он может пострадать:

– В воду всех загнали, объявили, чтобы своих богов забыть, а верить в цареградского.

– Как это – своих богов забыть?

Над спинами и головами взвилась плеть. Любопытных враз разметало в стороны, а сам болтун, прикрывая голову руками, завопил:

– А я что, я ничего!

Возможно, побили бы и сильней, на том урок ему – не болтай лишнего, но раздался крик:

– Князь! Князь Владимир Святославич едет!

Князь Владимир действительно приказал киевлянам собраться на берегу Почайны:

– Кто не со мной, тот против меня.

Быть против любимого князя Красна Солнышка не хотели, вот и пришли.

Владимир смотрел на толпу, ждавшую его, с волнением. Он знал, что скажет, вернее, душой чувствовал эти слова. И верил, что киевляне душой их воспримут…

За тринадцать лет до этого…

В Новгороде все знали, к кому нужно сначала идти со своей вестью, не важно, хороша она или плоха, кто правит городом. Но гонец был киевский и пошел сразу, как приказано, – к князю Владимиру Святославичу. И гридь, сидевший без дела, новенький, он и провел.

Только потому молодой князь Владимир узнал печальную новость раньше своего наставника Добрыни Никитича.

Добрыня – уй князя Владимира, то есть брат его матери Малуши. Наставник добрый и даже слишком заботливый, не своим умом живет юный новгородский князь, а Добрыниным. Но это к лучшему, сильный строптивый Новгород, обидевшись на выбор Святослава Игоревича, который прислал в город младшего из сыновей, вышвырнул бы князя-мальчишку, не будь за его спиной умевшего договариваться уя.

Действительно, когда князь Святослав Игоревич перед уходом в последний свой поход на Болгарию разделил Русскую Землю меж совсем юными сыновьями, многие были недовольны, но более всего Новгород. Этому граду достался не просто младший княжич Владимир, но робичич – сын князя от рабыни.

Добрыня справился, убедил новгородцев, что им же лучше, кого надо, подкупил, кого надо, отправил в Киев, а кого и «случайно» посек мечом. Так посек, что ни Владимира, ни Добрыню не заподозрили. Княгиня Ольга не ошиблась, когда-то решив, что наставником маленького княжича будет его уй Добрыня.

Он хозяин, не в Новгороде, конечно, но на княжьем дворе.

Добрыне Никитичу сразу донесли, что к князю гонец прибыл из Киева. Уй поспешил к племяннику. Не время гридей за бестолковость ругать, что не к наставнику гонца привели, а к самому князю, это успеется.

Владимир стоял на крыльце, глядя куда-то вдаль. Что бы это значило? Киев далеко, там сидит Ярополк, который слаб, но все же опасен. Просто у старшего из сыновей князя Святослава Игоревича Ярополка, оставленного княжить в Киеве, советчик есть, которого бояться стоило, – Свенельд. Стар уж варяг, однако черный совет всегда готов дать.

Что там случилось, ежели гонец спешно в непогоду прибыл?

Предчувствия Добрыню не обманули, весть и впрямь была важной.

Добрыня поднимался по ступенькам не торопясь, негоже солидному человеку спешить и тем свое нетерпение выказывать. Но и Владимир не суетился, как стоял, молча, так и остался стоять, даже глазом на дядю не повел. Пришлось тому поинтересоваться:

– Гонец был?

– Да, Олег погиб.

«Погиб» могло означать что угодно, погибнуть можно в бою, на охоте, даже свернув шею на крутой лестнице. Злясь на племянника, Добрыня тем не менее не торопил. Сам же воспитывал у князя выдержку.

– Лют Свенельдич на ловах в его землю заехал и князю попался.

Ого! Лют Свенельдич, сын черного варяга, конечно, он ничего не боялся и вполне способен охотиться в чужой земле, но одно дело охотиться, другое – убить древлянского князя. Неужели в пылу охоты вместо оленя князя Олега подстрелил?

Оказалось, совсем наоборот. Это Олег Святославич приказал убить нахамившего ему Люта.

– И Свенельд пошел на Олега?

Свенельд простить второму сыну князя Святослава убийство своего Люта, конечно, не мог. Это война Киева с Овручем, война двух братьев. Да… конечно, победит Киев, куда Олегу против Свенельда, но задуматься стоило.

Владимир сокрушенно помотал головой:

– Нет, Свенельд стар уже, но киевляне пошли. Олег с дружиной удирал за стены Овруча, его на мосту и столкнули вниз. Случайно, но столкнули. Погиб там…

Вот это да! Древлянского князя собственные дружинники попросту отпихнули в сторону, удирая? Позорная смерть.

– А Ярополк?

– Сидит в Киеве, скорбит из-за гибели брата.

Добрыня невольно усмехнулся: вот оно, бабкино воспитание, вместо того, чтобы наказать всю древлянскую дружину, а то и Древлянскую землю, князь слезы льет, брата жалеючи. А это все княгиня Ольга, как христианкой стала, так словно подменили. За гибель своего мужа князя Игоря Искоростень безжалостно сожгла – весь Род должен за убийство князя платить. А потом тоже всех «жалела», о непротивлении злу и насилию твердила.