Гай Барроуз - Земля пигмеев

9 ноября я покинул Якому, и у меня начались неприятности. До сих пор все шло гладко и без проблем.

Меня сопровождали лейтенант Девенинс из 12-го линейного полка и пятьдесят туземцев. Нам дали два семифунтовых орудия Норденфельда со всеми аксессуарами и около пятидесяти ящиков с картечью и снарядами. Они с нашим собственным багажом заполнили пять больших каноэ, которые были предоставлены в наше распоряжение.

Якома на реке Убанги

Первые два дня путешествия были достаточно легкими, без препятствий из-за порогов или очень быстрых течений; но трудности и опасности вскоре должны были настигнуть нас.

Именно в этом путешествии я впервые увидел церемонию кровного братания. Мелкий туземный вождь настоял на том, чтобы стать моим кровным братом, и, желая увидеть, как это будет происходить, я согласился.

Обряд проводился следующим образом: на открытом воздухе и в присутствии всех собравшихся старейшин и простых жителей я сидел напротив моего предполагаемого брата. В каждом из наших предплечий был сделан небольшой надрез, из которого вытекала небольшая струйка крови. Для каждого из нас (если бы я согласился в точности следовать обычаю) было бы правильным слизывать кровь другого, но в этом случае мы решили обойтись без такой детали обряда, просто потирая порезы друг другу руками и, таким образом, смешивая нашу кровь.

Ученики миссионерской школы на реке Конго

Когда это было сделано, представитель моего «брата» встал и начал стучать металлическим ножом о ствол моего ружья, извлекая монотонные «тинк, тинк, тинк», и одновременно цитируя своего рода проповедь следующего содержания:

«Если ты когда-нибудь будешь воевать со мной, если ты когда-нибудь украдешь у меня, если ты когда-нибудь ранишь меня и т. д. и т.д., то можешь умереть!». Это хорошая возможность для «побратима» получить что-то от вас, поэтому его заклинание часто содержит такие угрозы, как: «Если ты не дашь мне много оружия, ты можешь умереть!» После этого аналогичное представление было продемонстрировано моим представителем, чьей задачей было свести на нет требования моего «нового брата».

Наконец, церемония была завершена обменом маленькими подарками.

Этот обычай ни в коем случае не является местным, но встречается почти во всех племенах, населяющих районы Центральной Африки. Стэнли достаточно часто соглашался на подобную операцию, а затем имел основания жаловаться на то, что его рука стала сильно болеть от последствий этих частых разрезов.

11 ноября по дороге в Джаббир на реке Уэле мы попали в торнадо и были вынуждены остановиться в ближайшей деревне, чтобы избежать затопления. Первым признаком приближения смерча был сильный ветер, сопровождаемый шумом, не похожим ни на что другое в природе, вызванным далеким дождем, падающим на листья лесных деревьев. Мы слышали это задолго до того, как смерч добрался до нас. Сначала был просто шорох, который постепенно увеличивался в громкости, пока сильный дождь не обрушился на нас с оглушительным ревом. Дикий ураган пришел на смену умеренному ветру, и река, успокоенная несколько мгновений назад, покрылась высокими волнами. Последовала молния с сильным громом, более мощным, чем любая гроза, наблюдаемая мной ранее в Индии.

Деревня, в которой мы нашли убежище, состояла из нескольких грязных хижин, сквозь крыши которых постоянно просачивался дождь, как через сито. Воспользовавшись случаем, мы, измученные комарами, каплями дождя и дымом от деревенских костров, постарались отдохнуть настолько, насколько позволили обстоятельства,

Шторм стих, и следующим утром мы продолжили путь в хорошую погоду, прибыв в деревню М'пота. Здесь мы обнаружили, что понадобится несколько дополнительных гребцов, чтобы мы смогли преодолеть трудности, возникающие на порогах выше по реке. Поскольку было нелегко найти новые каноэ, я отправил лейтенанта Девенинса с сорока чернокожими по суше в Джаббир, оставив с собой четырех солдат в качестве переводчиков (причину, по которой понадобились четыре переводчика, мы увидим позже) и шесть солдат, которые были больны.

Банановое дерево

Наши неприятности теперь начались по-настоящему.

Собрав с помощью местного вождя около семидесяти человек для работы на четырех больших каноэ, я начал загружать свой собственный багаж, вещи лейтенанта, два орудия Норденфельда и боеприпасы примерно в пятидесяти ящиках. В четыре часа мы добрались до первых порогов, где гребцы настояли на ночлеге, а на следующее утро они все отказались отправиться в путь, если не получат подарки в виде бисера. Поскольку это противоречило нашему соглашению, и поскольку у меня было только около двух фунтов бисера, я возражал, и после долгих переговоров через моих переводчиков убедил бастующих плыть дальше.

Продолжив путь в 7:30 утра, мы миновали первый порог к одиннадцати часам. Гребцы теперь требовали еды, заявляя, что у них нет средств на их покупку в попутных деревнях. Остановившись в одной деревне, расположенной на острове, я купил достаточное количество бананов для каждого, но и здесь они были недовольны – они не хотели бананы, они хотели бусы. Видя, что все это было просто приемом, позволяющим избежать дальнейшей работы, я разделил бананы между четырьмя каноэ и поместил по одному вооруженному солдату в каждую лодку. Такая угроза позволила нам направиться к следующим порогам. Три каноэ прошли препятствия благополучно, но четвертое затонуло, поэтому мы были вынуждены вернуться, и с большим трудом сумели поднять его, в конечном итоге, достав из воды большую часть грузов.

Я остановился на ночь на небольшом острове посреди реки, выставив к лодкам охрану, чтобы ни у кого из гребцов не было возможности бежать. Но ночью они обнаружили другие каноэ, спрятанные на берегу, и утром я проснулся и обнаружил, что со мной остались десять солдат и четыре тяжело нагруженных каноэ без единого гребца. К счастью, мы нашли небольшую деревню в верхнем конце острова, где нам удалось нанять достаточное количество человек.

Мои трудности усугублялись незнанием туземных языков, и теперь я оценил помощь четырех переводчиков, двое из которых были хауссы, один – мобанги, а четвертый – негр из Сьерра-Леоне. Процесс общения с туземцами был следующим: я должен был сказать последнему из них (из Сьерра-Леоне) на «пиджин-инглиш»*, что я хотел и заставить его понять меня; затем он переводил общий смысл моей фразы на какой-то диалект западного побережья, понятный одному из хауссов, который переводил это другому на свой язык; тот, в свою очередь, переводил то, что он услышал, негру мобанги, который, наконец, доносил мою мысль местному вождю.